Павел помолчал, потом взглянул на Ирину:
– Мне кажется, – я тебе первой об этом говорю, – в задуманном на самом деле одного террора мало.
– Что же нужно ещё?
– Просвещение, – убеждённо ответил Павел. – Просвещение народа. Если мы не просветим народ, не объясним ему несправедливость нынешнего строя, ничего у нас не получится. Сколько наших товарищей, которые шли в народ, были сданы в полицию этим самым народом из-за его невежества, забитости, дикости.
Павел покачал головой:
– Это посложней, чем теракт, если представить всю нашу матушку Россию. Страшно подумать, сколько же надо терпения, выдержки, знаний! Вот чем ты, – он посмотрел на Ирину, – должна заниматься!
– Ты думаешь, у меня это получится?
– Да-да, – горячо заговорил Павел. – И если б не ты и не твоя библиотека, разве я бы стал таким, какой есть? И сколько таких, как я! А ты говоришь: чужая…
Он наклонился, чтобы поцеловать Ирину, но она остановила:
– Подожди-подожди. А ты говорил об этом…
– О чём?
– О просвещении… Ну, хотя бы с Гордоном или с кем-то ещё?
– Нет.
– Почему?
Павел махнул рукой:
– Бесполезно.
– Почему?
– Гордон помешан на терроре. Да и другие тоже.
– Но, может быть, – начала Ирина, – поговорить, объясниться.
– Не поймут. Сочтут за трусость. Нет, – Павел вздохнул, – мне из террора уже не уйти.
Ирина обняла его:
– Только не рискуй зря. Обещаешь?
– Обещаю.
Павел выключил ночник и, наклонившись к Ирине, нашёл её губы…
12. Сергей
Зубов встал, чтоб сходить за кипятком, но вспомнил, что чай кончился. Хлеб тоже. И настроение сразу испортилось. Вспомнилась хозяйка, которая грозила выгнать на улицу. Где взять денег? Этот вопрос доводил его до отчаяния.
Он невольно взглянул на конверт с письмом матери, которое он помнил уже наизусть. Она писала про своё житьё, но не жаловалась, наоборот, даже ободряла сына и не впрямую, но звала домой. Отцовский пансион да его уроки, что ещё надо? А там, глядишь, место в гимназии освободится, директор не против его взять. Писала, что и невесту ему приглядела, скромную приличную девушку…
Известие о невесте вызвало досаду. Неужели действительно придётся уехать. И потом каждому знакомому объяснять, почему вернулся, оставил университет. Сергей почувствовал, как от унижения и стыда кровь приливает к щекам. Но это всё ещё полбеды. Он взглянул на фотографию, за которой посылал его Павел к чудаку фотографу, запечатлевшему их на бульваре. Он, Ирина, Павел. Всё, что забрал в фотоателье, он отдал Павлу. За исключением вот этой. И вечерами подолгу не мог отвести от неё глаз. Неужели всё-таки