Котуйская история. Александр Александрович Теущаков

разные указы, законы… Знаешь, что меня волнует? Почему меня, пацана семнадцатилетнего, как жулика заправского в лагерь отправили? Я еще тогда решил для себя, лучше в первом бою погибнуть, чем дерьмо лагерное годами хлебать. Я, не боясь, начальничкам в глаза высказывал свои недовольства, так они меня в изолятор столько раз закрывали, потому моими заявлениями – пойти на фронт, подтирались в туалете. Таких как я, в лагере было полно, многие хотели на фронт, но собаки – вертухаи твердили одно: «На нарах победу будете встречать – твари!» Благо капитан, составлявший список зэков, подавших заявление на фронт, глянул на меня и почему-то дал добро.

      – Ты сейчас со стороны увидел бы себя… У тебя взгляд, как у разъяренного быка.

      – Что, правда?

      – Конечно, потому вертухаи с тобой не церемонились, от одного твоего взгляда их в дрожь бросало.

      – Да, ладно, заливать-то, – засмеялся Колька, но снова ухватился за плечо.

      – Сильно болит?

      – Есть немного, ладно, до свадьбы заживет.

      – А когда свадьба? – заулыбался Лешка.

      – Ты оглумел, что ли, у меня и невесты нет.

      – А сестричка из полевого госпиталя?

      – Нет, Леха, ты действительно офонарел, с какого боку я к ней должен прилипнуть.

      – Ну, она же тебе понравилась?

      – И что, война кругом, а мне жениться? Слушай, брось ты об этом говорить.

      – Ладно – ладно, Колек, я пошутил, просто, когда тебя увозили в госпиталь, я глянул на вас и подумал, что это судьба, ты так на нее смотрел.

      – С благодарностью?

      – Не-е, у тебя взгляд был, словно ты с любимой девушкой прощался.

      – Лешка, хватит заливать, сделай лучше самокрутку, а то уши опухли, курить хочется.

      – Держи, это тебе ротный передал, – спохватившись, Алексей протянул пачку папирос.

      – Вот это да! – обрадовался Коля, – лучше награды нет, не забудь от меня поблагодарить его за курево.

      Друзья расстались, в надежде, что скоро снова увидятся. Через неделю, по репродуктору, вещавшему со столба, возле госпиталя, Левитан громовым басом объявил, что Германия капитулировала. Здесь такое началось: солдаты, словно родные обнимались, целовали друг друга. Кто-то, не стесняясь, плакал, один больной, не смотря на ранение, подхватил сестричку и закружил ее. Веселье бушевало вокруг, кто-то вытащил гармонь и, развернув меха, заиграл задорную мелодию. Невесть откуда появилась солдатская фляжка, наполненная водкой и под счастливые возгласы, полилась жидкость в алюминиевые кружки. Только к глубокой ночи удалось угомониться раненным. Спать не хотелось, больные мечтали, что скоро вернутся в родные края. У кого остались семьи, тому посчастливилось, а кто-то вернется на пепелище или в разрушенные дома, а иные за время войны потеряли всех родных и их никто не ждет.

      Коля тоже мечтал: вот вернется в Москву, в Филевский район, в свой Юный городок, да деревянный барак к матушке и заживут они, как жили до его посадки в лагерь. Коля тяжело вздохнул и подумал: «Может за военные годы власть помягче стала, добрее? Теперь нет бешеного плана на заводах, да жесткого