Варенька инстинктивно отпрянула, предполагая, что в комнате, точно, где-нибудь за ширмой прячется очередной соискатель внимания знатной дамы. Наверняка он следит за ней и уж точно, ее нескромное любопытство не укрылось от его взора. Как неприятно! Что о ней, о княжне Варваре Полетаевой, могут теперь подумать!? Любопытная сплетница, да еще, – тут Варенька припомнила свои давешние подвиги, совершенные в присутствии Александры Васильевны, – да еще не воздержана на язык, и до крайности наивна. До крайности! Да, что и говорить, откровенная дурочка. То-то пойдет молва!
Так бы Варенька себя грызла и грызла, да за дверью послышались шаги Анны Степановны. Варвара постаралась овладеть собственными чувствами – нельзя, чтобы еще и камер-юнгфера составила о ней ложное представление. Ведь Варенька всеже не дурочка, чтобы там не говорили.
– Ну вот и я, – возвестила Протасова.
Варенька сделала книксен.
Протасова снова внимательно на нее посмотрела, но спросила только, как поживает маменька.
– Спасибо, здорова.
– Вот и славно, – проговорила Анна Степановна, – ты иди теперь. Да слышишь, княжна Варвара, про империал, что Погожев дал для цветка – никому.
Варенька снова сделала книксен и опустила глаза. На этот раз камер-юнгфера осталась ею вполне довольна.
Глава третья. Переломление несчастной воли судьбы
Зима в Петербурге выдалась на диво холодная. Весь январь выла вьюга, от которой замерзали окна и трещало в углах. Печи, как не топи, не давали достаточно тепла, чтобы обогреть графские хоромы, что на Невском возле моста через реку Мойку.
Этот дом был построен еще прадедом – сподвижником самого Петра Великого и ярым сторонником всех его прозападных идей. Мало кто из природных аристократов в те времена поддержал молодого царя, но боярин Погожев поддержал, видя в них только доброе. Оттого был в большой милости и в доверии самодержца. Отсюда и капиталы, семьей нажитые. Отсюда и графское достоинство, закрепленное за семьей на вечные времена. Конечно, и до Петровских времен Погожевы были не бедны. Кроме обширных имений с хорошей черной землицей и вольготными выпасами для скота, были у них еще и промыслы солеваренные. И это именно оттого Погожевы Петровские реформы так живо восприняли, что видели в оных возможности для расширения промысла и торговли. Так оно и произошло.
Но Погожевым недолго плодами реформ дали насладиться. При Екатерине Первой предприятие прадедово отписали в казну – и вся недолга. Однако же то, что успели поднакопить