Джим встал, закрыл блокнот, бросил двадцать баксов. Вероятно, счет вышел побольше, но с него не брали плату. Двадцатка – это всего лишь чаевые.
– Уходишь? – спросил из-за стойки беложопый длинноволосый бабуин в огромных очках. Но здесь его все называли Адольф.
– Да. Пойду наверх, переоденусь, а потом выйду. Пойду к твоему брату.
Адольф кивнул и рассеянно наблюдал, как его единственный клиент выходит за дверь и направляется к лестнице, ведущей в маленькую квартирку на втором этаже. О которой он не говорил. Никому. Никогда.
– Удачи.
Кэди кивнул, закрывая дверь. Душная жара Сан-Диего ударила в лицо, когда он ступил на тротуар. Он натянуто улыбнулся, отлично понимая, что удача тут ни при чем.
8
– Генри, сынок, ты меня слышишь?
Генри слышал. Голос папы.
Папа вернулся.
У него болело горло, и он смертельно устал, но он был рад тому, что трубку вытащили, и теперь он мог пососать кусочки холодного льда.
Вскоре после того, как он проснулся, многих анализов, ряда вопросов, а потом новых анализов, Генри устал и снова заснул. Однако на этот раз это сон был другим. Нормальным, с картинками из подсознания, а не с теми, что затрагивали его бессмертную душу.
– Генри? – снова повторил папа, но мальчик, потерявшись в тех снах, не мог ответить. Сон его не отпускал.
Издалека к нему бежала собака, и ему ужасно хотелось ее погладить. Когда та подошла ближе, он заметил, что у собаки текут слюни. Длинные струйки белой пены капали из открытого рта, как тонкие змеи. Оскаленные зубы были похожи не на игривую улыбку, а на голодное рычание. На злую улыбку. Генри протянул руку, в глубине души зная, что собака ее укусит, но все еще не в силах остановиться.
За собакой Генри увидел зеленый горизонт. Сотни деревьев. Лес.
И что-то еще. То, что скрывалось в тени высоких деревьев, то, что злило собаку, заставляло ее хотеть убивать. И все же Генри протягивал руку, его пальцы дрожали в предвкушении острой боли. Он услышал смех из-за деревьев, воздух вокруг него затрясся, а затем существо, смеющееся из тени, каким-то образом превратилось в собаку, и тогда она прыгнула.
Генри успел разглядеть, что у собаки желтые глаза, затем ее зубы вытянулись и отделились от собачьей головы, превратившись в ветви, что тянулись к нему по воздуху, как искривленные корни. Длинные темные пальцы обвились вокруг руки Генри, его предплечья, он все тянул, но никак не мог высвободиться. Похожие на веревки усики пробили кожу, обвились вокруг кости, впились в шею и поползли по горлу, прокололи нёбо, язык, щеки. Он попытался закричать…
– Генри?
Генри открыл глаза.
Он был в больничной палате. Папа стоял рядом с ним.
– Папочка? – сказал Генри и потянулся к знакомому лицу у своей кровати, приложил ладонь к заросшей щетиной щеке. Мальчик замер, кончики пальцев застыли на лице мужчины, пока Генри медленно вспоминал.
Папа крепко меня