– И ты думаешь, что брак и любовь так же легко покупаются, как и женское тело?
– А ты предпочитаешь, чтобы твоё тело покупали все, кому вздумается?
– А ты хочешь запереть меня в гинекее[44], чтобы я света Божьего не видела?
– Я спасаю тебя от нищеты, неразумная.
– Меня не надо спасать. Я сама обрету выход.
– При такой жизни годам к тридцати ты превратишься в никому не нужную жалкую старуху. Люди будут плеваться, встретив тебя на улице. Не говорю уже о возможных болезнях, о недоедании. К чему упрямая гордость твоя, Анаит? Не губи себя в этом мире низменных страстей!
Последние слова Катаклон почти выкрикнул.
Девушка молчала, теребя пальцами пряжку холщового пояска. Кевкамен вдохновенно закончил:
– Есть ли на свете душа, более преданная тебе, любящая тебя более искренне и нежно? Нет, прекрасноликая. Все сокровища мира – ничто в сравнении с твоей красотой!
– К чему эти высокие слова? Ты не на уроке риторики, – нервно усмехнулась Анаит. – Ты захотел воспользоваться моей беззащитностью, моей беспомощностью, скудостью моих средств.
– Если бы ты была богата и не нуждалась в заботе, я поступил бы так же: сделал тебе предложение.
– Всё у тебя предусмотрено. Кроме одного: в любви должна быть взаимность. А я не люблю тебя, Катаклон. А выйти замуж, только чтоб покончить с ремеслом гетеры… Я должна подумать.
– Помни, что ты дочь спасалара[45], что происходишь из знатного рода, одного из лучших в Васпуракане.
– Я помню, Катаклон. Прошу, оставь меня. Всё надо взвесить ещё и ещё раз. Иди, – Анаит бесцеремонно указала на дверь.
– Дозволь задать последний вопрос, прекрасноликая.
– Говори.
– За что ты недолюбливаешь меня?
– А я и сама не знаю, Катаклон. – Девушка вдруг засмеялась, звонко, заливисто. – Просто не доверяю мужчинам с кошачьими движениями и длинными речами.
– Твой смех напоминает хохот блудницы, – мрачно заметил Кевкамен. – Но пусть будет, как ты желаешь. Я приду через два дня. Ты должна решиться, Анаит. Подумай, хорошенько подумай. Другой возможности тебе не представится.
Он вышел, осторожно притворив за собой дверь.
Девушка долго стояла у окна, перебирая дрожащими от волнения руками цветастые чётки.
6
Быстроходная скедия[46] торжественно проскользила по лазоревым волнам залива к серой каменной стене с четырёхугольными башнями. Дивный вид открывался отсюда, с места, где узкий Золотой Рог вливается в величавый Босфор. На холме за стенами виднелись Золотые императорские палаты, возле них возвышался дворцовый собор, также богато украшенный, отделанный золотом и серебром. Вокруг тянулись рядами, вперемежку со стройными кипарисами, роскошные дворцы, а над всем этим великолепием возносился к небесам храм Святой Софии Премудрости, с громадным куполом, как