Ромейская история. Олег Яковлев

свиней! Никак не приучу себя разбавлять вино водой, – Гаральд натянуто рассмеялся и отодвинул в сторону сосуд с холодной ключевой водой. – Помню, в Киеве мы предпочитали крепкие меды. Впрочем, скажу вам, на службе у базилевса мне доводилось хлебнуть всякого: и ракьи, и медов, и олу[40]. С тех пор как я поступил на службу в этерию, мне не грозит нужда. Золото и серебро всегда бренчат в кошельке. Купил виллу на берегу Босфора, держу там наложниц, рабов, живу в роскоши и богатстве. В Киеве я бы такого никогда не имел. Теперь я удостоен звания куропалата и командую императорской гвардией. Базилевс ценит храбрых людей. Помнит, как я воевал в Сицилии против сарацин, брал Сиракузы и Мессину, ходил в поход на Нил с экзархом[41] Текнеем. При дворе всегда можно заслужить почести и славу.

      Гаральд долго и обстоятельно рассказывал, как брал он на щит сарацинские города, как хоронился в тростниках на берегу Нила, как жёг греческим огнём пиратские кубары.

      Любар слушал нурмана, затаив дыхание, Иванко же устало хмурился и отводил взор.

      – Я слышал, князь Мстислав почил в Бозе. Это правда, воевода Иван?

      – Правда, – с горестным вздохом отозвался воевода.

      – Тысяча свиней! Так зачем вам возвращаться на Русь, доблестные мужи?! – развёл руками Гаральд. – Мой совет: вступайте в ряды этериотов. Забудете про нужду, станете носить красивые одеяния, любить лучших женщин.

      – Тако я и ведал, – усмехнувшись, заметил Иванко. – Ну, нам с Любаром пора. Спаси тя Бог, Гаральд. Благодарим за угощенье. А о предложенье твоём помыслить надоть.

      Он потянул Любара за рукав суконной рубахи…

      – Вот те, отроче, и ромейское лукавство, – сказал воевода, когда они шли по дороге к предместью Святого Маммы.

      – В чём лукавство углядел, Иванко? – удивлённо спросил Любар.

      – Млад ты, друже, – вздохнул воевода. – Гаральд-то ведь нам не зря на Месе попался. Подослали его перетолковать.

      – Как же нам топерича быть, воевода, куда ехать? – Любар, задумавшись, пожал плечами. – Али в самом деле наняться к базилевсу на службу? Красно нурман сказывал.

      – Не всё то, отроче, красно, что речётся лукавыми словесами. – Иванко грустно рассмеялся. – Одно скажу: из Царьграда покуда нам, чую, не выбраться. Вот на осьмое число приём назначил базилевс, после и порешим, как будем.

      Предместья Святого Маммы они достигли в час, когда за горными цепями на западе алела кровавая вечерняя заря. Иванко и Любар брели в угрюмом молчании, оба сомневаясь и не ведая, что готовит им грядущее – радость и удачу или невзгоду и печаль.

      5

      За стенами Великого Феодосия с Золотыми парадными воротами и долиной Кидариса, над которой возвышался широкий акведук времён Юстиниана[42], неумолимо угасало дневное светило. В бухте Золотой Рог стихала ругань корабельщиков и крики надсмотрщиков, на улицах и площадях большого города зажигались смоляные факелы. Быстро темнело, в синий сумрак погружались украшенные мраморными портиками дома богатых горожан, статуи, обелиски, скрывались