– Ничего, – буркнул Петр. – Посмотрим.
Царь перевел трубу на море, и сердце его невольно дрогнуло. Как огромная синяя бархатная скатерть, оно покрывало все пространство, горя на солнце золотыми искрами.
Петр долго любовался морем. Он не мог равнодушно смотреть на него – любил. На почтительном расстоянии от берега, со спущенными парусами, стояли на якорях, покачиваясь на легких волнах, вражеские суда грозного адмирала де Пру.
– Эх ты, де Пру, де Пру, – сказал Петр, – а все ж тебя отсель попру…
– Ей-богу, правда, мин гер, – смеясь, подхватил Александр Данилович Меншиков. – Попрем этого безрукого старикашку. И глазом не успеет моргнуть…
Меншиков, в противоположность скромно одетому царю, был разодет чрезвычайно пышно. Любил Александр Данилович ярко одеться. На нем бархатный, василькового цвета, французский кафтан с золотыми пуговицами, отделанными алмазами. На шее повязан кружевной галстук с бриллиантовой заколкой. На плечи накинут черный бархатный плащ на красной атласной подкладке. На черной шляпе – большое белое перо с дорогим камнем. На солнце Александр Данилович переливался искрами всех цветов, даже смотреть на него было больно, резало глаза.
Небрежно подбоченившись, Меншиков сидел на светло-золотистой кобылице, только что отбитой у шведов, заискивающе посматривал на царя, посмеивался.
Был на холме и третий всадник – на маленькой, неказистой серенькой лошадке: генерал Петр Матвеевич Апраксин, на корпус которого царь возложил осаду крепости.
Апраксин, уже немолодой человек, низенький, с одутловатым от жира, землистым лицом, сонно посматривал то на крепость, то на море и украдкой позевывал в руку. Ночью была обильная пирушка по случаю приезда государя, не пришлось сомкнуть глаз. Неугомонный царь, вместо того чтобы после утомительной пирушки самому поспать и другим дать выспаться, прямо с пира поехал осматривать крепость и расположение наших войск. Поневоле пришлось сопровождать его и Апраксину.
– Что ж, Матвеевич, – спросил Петр, – стало быть, Горн имеет надежду отстоять крепость? Не хочет подобру сдать ее?
– Где там, великий государь! – преодолевая зевоту, ответил Петр Матвеевич. – И на вшивой козе к нему не подъедешь… Три раза я к нему посылал: предлагал сдать крепость без крови. Обещал выпустить весь гарнизон с честью. Так где там, и слушать не хочет, козел упрямый… Да еще и похваляется, говорит: уходите, мол, отсюда подобру-поздорову, а то так вам надаем, что портки, мол, порастеряете… Однова, говорит, надавали вам тут и еще надаем похлеще. Много скверных слов говорил…
– Что еще говорил? – насупясь, резко спросил Петр.
– Да так… – смущенно замялся Апраксин. – Пустые слова…
– Говори! – скрипнул Петр зубами и так сверкнул глазами, что у Апраксина куда и дремота девалась.
– Гос…