Вторая дверь. Россыпь листовок и брошюр на истоптанном линолеуме. Рваная азбука. Русские народные сказки и книги по славянской мифологии с засаленными от частого чтения страницами.
Третья дверь…
Указка. Портрет мужчины на стене. Кудри, бакенбарды… Как же его зовут?
«Пушкин», – вспомнила Найденка.
И тут же забыла, увидев на залапанном подоконнике раскрытый альбом с фотографиями.
Пальцы тронули первое фото, глаза расширились.
Школа №… города… Пятый «А», 202… год. Классный руководитель – Шишигина Л. К.
– Не может… быть! – выдохнула Найденка, глядя на миловидную, совсем не старую женщину с пышной копной красиво уложенных волос и знакомым цепким взглядом, в котором не было ни искры нынешней беспощадности.
Шишигина Л. К. Классный руководитель. И тридцать три свеженьких личика, тридцать три пары ясных глаз, что смотрят в камеру рядом с ней.
Найденка выронила фото. Голова резко разболелась, а ноги вновь понесли ее в коридор. А потом и дальше – вниз, по лестнице, что была не такой уж и ущербной и страшной, на первый этаж, и дальше, дальше…
Неизвестно, что бы она натворила, если бы не тот стон. Найденка запнулась, схватившись за живот, и замерла. Звук донесся слева, до поворота коридора.
«Кощей плененный… Усекла, девчулька?»
Найденка дрогнула от воспоминания.
А затем, постояв, приняла решение. Тише мыши двинулась на звук.
И вот очередная дверь, таящая за собой незнамо что. Сглотнув, Найденка сжала ручку и медленно, страшась, потянула ее на себя.
Мгновение – и в нос ударил смрад давно не мытого тела и крови. Сквозь заколоченное окно почти не проходил солнечный свет, но Найденка все равно смогла разглядеть его: измученного, скрюченного в три погибели человека, который был обвязан цепями.
Новый стон перешел в хрип, а после – в вой. Найденку заметили. К ней рванулись, и в свете, шедшем из коридора, она смогла разглядеть безумное, перекошенное лицо, голый истерзанный торс и кровавые махры ниже пояса.
– Воды! Умоляю!..
Заорав от ужаса, Найденка отпрянула и побежала куда глаза глядят. К горлу вновь подкатила тошнота, ребенок отчаянно запинался, словно до срока просясь наружу, а глаза захлестнул водопад слез.
Рыдая от ужаса, не понимая, куда несется, она ворвалась в первый попавшийся кабинет – и…
Мир съежился, почернел, оставив в освещенном центре лишь ряд исчерканных грязью парт. Парт, за которыми в изломанных кукольных позах сидели тридцать три явно мертвых, похожих на бурые мумии, ребенка.
Найденка зажала себе рот. Но вой все равно прорвался, как и новые слезы.
А затем за спиной раздался шорох. И безмерно усталый, но до жути знакомый голос спросил:
– Ты как освободилась, сука?
…С памятью опять творилось что-то неладное. Что-то нехорошее.
Могла ли она снять с пленницы ржавую цепь? Пожалеть ее? А забыть закрыть столь важные двери? Да все-таки