Казалось, пальцы примерзли к спусковому крючку, не в силах его нажать. Приоткрыв рот, Шишига смотрела, как пластиковый лик манекена зарастает сплошной сероватой кожей. Как пестрый кокошник облезает, обращаясь в острый костяной нарост той же формы, а зеленоватое платье удлиняется, ползет по сторонам ядовитым вьюнком.
Но вот среди серости прорезалась щель жабьей пасти. Открылась, издав новый квакающий звук. Фигура качнулась, мотнулась, сделав нелепое танцующее движение. Воздела руки в широких рукавах, измазанных черной грязью.
«Царевна-лягушка, – вспыхнуло и погасло в Шишигином сознании. – Моя лягушонка… в своей коробчонке едет…»
А потом тварь резко опустила руки, выпуская из рукавов сотню острых, как стрелы, осколков костей.
Вскричав, Шишига бросилась в сторону и упала среди кучи тряпок. Свистящий осколок вонзился в ее щеку, второй – скользнул, не поранив, по предплечью, но мгновение спустя она уже была на ногах. Ярость победила страх, и ливень пуль, исторгнутых ружьем, жестоко изрешетил танцующую мерзавку…
Чтобы обратиться ласковым весенним дождиком.
Шишига отступила, глядя, как отверстия от пуль затягиваются. Сглотнула, когда невредимая жуткая царевна скользнула к ней. И, не выдержав, побежала, петляя, как заяц.
Костяной вихрь подло ударил ей в спину, пронзая толстое пальтишко и рюкзак. Задел мигом закровившее ухо и срезал седую прядь.
Шишига споткнулась, выкатилась наружу, поднялась, все еще слыша за собой мерзкий смех, и что было сил припустила к выходу.
Ей нельзя было умирать. Не так. И не сегодня!
Она не помнила, как добралась до Логова. Пролетела на адреналине, как на крыльях. Девка встретила ее по-совиному огромными глазами и, ахнув, бросилась помогать.
Раны не загноились, зажили быстро. Совсем как тогда, когда Шишига, еще одинокая, первый раз схлестнулась с нечистью и заполучила царапину. Видимо, сработал иммунитет.
Да только то, что пули не причинили новой гадине вреда… Вот это напрягало. Шишига все думала об этом, не решаясь на дальнейшие вылазки в ТРК. Трижды в день обходила Логово, проверяя и обновляя обереги, с тревогой осознавая, что они мало-помалу ослабевают и заканчиваются. Продолжала думать о мертвой и живой воде, проводить свои эксперименты и неустанно наказывать Кощея. Ждать и надеяться, пробовать и еще раз пробовать, размышлять, а не пора ли рассказать всю ее историю подопечной…
А потом у девки начал расти живот.
Никто из них не понял, что произошло, пока не стало поздно. Ни наивная Найденка, ни вроде бы матерая Шишига сперва не могли и подумать, что дикая тошнота может быть предвестником чьего-то появления на свет. Все-таки чем только теперь не питаются.
Но за тошнотой пришла мертвящая усталость, за усталостью – разбухание сосков,