И не мог не видеть подрастающий Корпей, умный да сметливый, незаметного для других, словно исподволь, но глубокого внимания его матери к выделявшемуся всем из односельчан Константину. Не раз ловил ее быстрый, неравнодушный взгляд. И поворачивалось что-то в душе Корпея. И раздваивался он на две половинки в эти минуты. Понимал Корпей свою мать. Но какое-то свербящее за отца чувство не давало Корпею покоя. И был Константин моложе его отца на целых двенадцать лет, и был более удачлив – и в ведении хозяйства, и во всем остальном. И с войны Константин вернулся с легким ранением. И потом, когда из-за увечья отец Корпея долгое время никак не мог подняться, семье его тяжко приходилось, пока не подросли да не стали помогать сыновья. А Константин, вернувшись с войны и начав поднимать свое хозяйство, ходко пошел в гору.
И вспомнив свое ревностное чувство по молодости своей, усмехнулся Корпей. Затянулся крепкой цигаркой. Посмотрел задумчиво на заходящее солнце. Вспомнил, как хотелось ему хотя бы и задним числом, но взять все же реванш у Константина. Словно какая-то внутренняя заноза тогда сидела внутри у Корпея. И строя со временем пятистенок свой, и налаживая свое хозяйство, будто соревновался он с ним в расторопности да смекалке. Ни за что бы не пошел просить его о какой-либо услуге, как не обращался никогда к нему, даже в самое тяжелое для себя время, отец Корпея. Видели они, как заглядывали Константину в глаза вынужденные работать в его крепком хозяйстве соседи из бедняцких семей. Да только не все шли к нему на поклон. Некоторые вот так же всячески старались на своих наделах, с утра до ночи, не разгибая спин, сеяли, пололи, жали. Сводили еле-еле концы с концами, а в батраки не нанимались.
Задумавшись, Корпей забыл о цигарке. Догоревший окурок больно обжег пальцы. Большая кучка пепла упала на штанину холщовых портков. Корпей отбросил окурок в сторону, смахнул пепел со штанины. Еще раз усмехнулся превратностям судьбы. Второй раз жизнь перекрещивает их дорожки. Вначале Константина с его матерью. А теперь вот племянника Константина с их Матренкой. Мысли Корпея перенеслись на семейство Захара. «Серьезный мужик, толковый этот Захар!» – размышлял Корпей. – «Да и про Сергея худого-то ниче не скажу. Да тока и Макара опять же обижать не хотелось бы. Ведь согласие свое, слово ему уже дал, што отдам свову дочь за