В России – вялое колыхание. Цунами девяностых годов прокатилось по стране и откатилось, оставив за собой тлен разрушения и груды мусора. Успокаивается житейский океан, иногда взбулькивая пузырьками болотного газа. «Социализм с человеческим лицом» втихаря совокупляется с «призраком коммунизма», оба бродят в потёмках, иногда сталкиваются лбами, отскакивают друг от друга и снова сливаются в экстазе оргазма. «Либеральный капитализм» смущает умы своей непредсказуемостью и великим множеством толкований его, так сказать, основополагающих доктрин. А их-то – не в убыток себе – в основном толкует чиновник: непотопляемая бестия и бич для непромокаемой и битой-перебитой шкуры труженика города и деревни, ещё недавно считавшегося гегемоном. Где же выход, как жить? Не сотвори себе кумира! А ведь хочется. Ах, как хочется иметь над собой Емелю на высокой печи, и чтобы сегодня же, прямо сейчас – по щучьему веленью, по всеобщему хотенью – посыпались в рот бесплатные коврижки, полились молочные реки, появились кисельные берега.
Такое длинное предисловие получилось. С чего начал – и чем закончил! Воображение разыгралось после эпистолы кузена, описавшего свои и такие знакомые мне мытарства с приватизацией садового участка. Жаловался он, хотя и с долей иронии (оптимист!), что и его на старости лет постигла печальная участь обивать пороги «парадных подъездов» и уходить не солоно хлебавши: «И пошли они, солнцем палимы, повторяя, храни его Бог». И ведь хранит Он чиновника, ох как хранит.
В качестве иллюстрации ходок по кабинетам прислал язвительный опус «Хождение за филькиной грамотой», который тиснула местная газета. Он имел такое вступление: «Помните, как модно было подтрунивать над лексикой советских лет? Мол, происходили у нас тогда сплошные „битвы“, „подвиги“ и „преодоления“. Феномен советской литературы Веничка Ерофеев даже слёзно просил указать ему уголок, где не всегда есть место подвигу. Зря надеялся.