В XVIII веке происходят новые изменения. Другими стали оценки, способы высказывания и доказательства. «Чувствительный» человек эпохи Просвещения начинает отступать от священной книги, новая независимость обязывает его переосмыслить себя, и усталость преобразуется в нечто более непосредственное, более интимное: препятствия и тревоги, возникающие на пути к новым начинаниям, к свободе, каждым индивидом ощущаются острее. Отсюда – стремление к самоутверждению, что является совершенно новым, «современным», даже «психологическим», попытка преодолеть «нерелигиозным» путем бросающую вызов усталость – люди начинают путешествовать, делать открытия, покорять вершины, колесить по миру, чтобы убедиться в собственных силах и испытать себя.
При этом меняются представления о теле, идет тенденция к индивидуализации, вследствие чего новое место начинают занимать нервы, стимуляции, а это придает плоти и ее волнению все более подчеркнутое значение, возникает интерес к уязвимости, слабости, даже к «нарушениям». К тому же постоянный спутник подобной чувствительности – прагматизм, стремление к пользе, которое заостряет взгляд как на различных занятиях, так и на трудностях, встречающихся на пути; начинают цениться профессиональные знания и навыки в сфере производства и ремесленничества. Наконец, в мире, где нарастают оппортунизм и способность к совершенствованию, неизбежно заостряется внимание на ожиданиях эффективности, даже «прогресса».
ГЛАВА 13. СТАВКА НА ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Нарастающая уверенность в личной автономности, самостоятельности играет здесь главную роль, устанавливает «внутренние» границы самому принципу действия, возобновляя тревогу и любопытство, обогащая источники слабости, намекая на их возможную персонализацию. Внутренняя жизнь становится насыщеннее. Индивид выходит на первый план и изучает себя. Усталость сначала воспринимается как ежедневное «затруднение», смутное замешательство, но вскоре становится провокацией, нарушающей планы, образ жизни и существования. Как следствие, ее образ появляется в литературе и рассказах.
«Прислушиваться к своей жизни»
Хрупкость и уязвимость пересматриваются на основе принципа освобождения525, утверждения «вкуса к свободной жизни»526, в особенности в высших слоях общества; ставятся под сомнение прежние власти; меняется образ слабости, гуманизируется уязвимость – она персонализируется, становится уникальной в каждом конкретном случае. Уязвимость очевидна, она не обозначает больше бесконечное расстояние от мирского до божественного, неизбежную пропасть между естественным и сверхъестественным527. Ее присутствие расширяется, она влияет на индивида, становится частью его идентичности,