Устав от сосредоточенного вышивания золотыми стежками, Петра иногда переводила взгляд на рубиновый перстень матери, который та нашла в шкатулке королевы Суаве и с которым теперь не расставалась, как с настоящим трофеем, добытым в кровавой схватке; иногда – на сапфировую заколку принцессы Вечеры в её волосах; а когда же ей надоедало любоваться сверкающими на солнце самоцветами матери и сравнивать их со своими драгоценностями, она созерцала собственный портрет. Изображение на холсте вполне отвечало её чувству прекрасного, потому что, как любая, уже не юная, но красивая женщина, леди Петра ценила то, с каким мастерством художник сумел подчеркнуть достоинства её внешности и скрыл незначительные недостатки в виде морщинок. Впрочем, по отнюдь не скромному мнению леди Улиссы, её дочь всё ещё сохранила привлекательность, которой когда-то был покорён сам король Эссегрид Золотой Щит.
– Вы прекрасны, моя кор…, м-м, э-э, ваша светлость, – с профессиональной, а потому простительной в своей очевидности лестью восхищался моделью придворный художник. – Голову чуть-чуть правее. Вот так. Восхитительно, просто великолепно. Ваш портрет в Красной галерее займёт почётное место рядом с портретом вашего внука и будет изумительно смотреться в раме из позолоченного альмиона с вставками из альмандинов и кантамбрийских жадеитов. Мой подмастерье уже заказал её в багетной мастерской, а камни предоставит королевский ювелир. Дагмар обещал лично выбрать лучшие самоцветы.
Уже давно не видящая разницы между лестью и искренним восхищением старуха оценила его медовые речи, и её глаза приобрели благодарное выражение.
Сэр Ричард Абертон сидел в стороне от сестры и матери, за столиком у стрельчатого окна, сквозь которое внутрь гостевой залы струился слабый ветер, пахнущий нагретой травой и дёгтем. Как всегда собранный, сосредоточенный, наблюдательный. Облачённый с пяток до подбородка в похожий на казначейский, но из очень дорогой ткани сюртук, он производил впечатление сухого, как кирпич, и отстранённого, как крепость на отроге высокой скалы, человека.
Его правая рука властно лежала на небольшом окованном сундучке с замочком в виде серебряной маски с пустыми глазницами, а вторая покоилась на колене. Глаза цвета отколотых льдинок внимательно наблюдали за тем, как придворный художник кладёт краски на холст.
Живописцу, рождающему шедевр, до рези в боку не нравилось ощущать себя как на экзамене из-за этого морозного взгляда, пристально следящего за каждым его движением