Маленький выступ для левой ноги, и – камень, покрытый землей почти по макушку, окруженную ветхой травой, – подарок правой ступне. Мягко, легко, не попасть невозможно. Дальше – сложнее. Чуть не тот, хоть плоский, удобный, но он в черный провал оборвется или кончится острым хребтом. Препятствия эти не просто известны, но телом заучены так, что и думать не надо. Я – у себя дома. Кажется, ночью на ощупь я с тем же успехом пройду, сама не заметив, весь путь.
Здесь никто не бывает. Это моя личная тропа. А вот и личный стул. Плоский, удобный камень. Однажды сидела так долго, что под ногами горностай проскочил, малюсенький, как глюк. Можно лечь, можно ноги спустить над черною щелью такой глубины, что если уронишь предмет, сколько ни будешь стараться, в черноте его не увидишь. В сказку играя, можно подумать, выскочил где-то в стране серебра. Сказки не то, – с тобою не тварный пейзаж.
Природе не нужно стараться божественной быть, она – Божество. Беспорочно-бессмертное диво, и дотронуться страшно.
Картина художника вводит тебя в круг идей, навяжет свое настроенье, понятие Времени, Места, тогда как пейзаж, что в природе, – всегда бесконечен. Мы видим, по сути, отчетливо, ближе он Космосу, Тенгри, Создателю, только не нам. Человек, рисовать если горы надумал, огрубляет, да так – не узнать.
А если пейзаж первоклассный? В сущности, разницы нет. Гениальный художник заставит тебя трепетать, преклоняться, любить. Но картина и ты вместе с ней не в Природе. Человек шагнул из Нее, начал строить своё в голове, после с этим в реальность вторгаться, с тех пор он один. Вот это в картине и видно, уж восемь примерно столетий. Ну, а ты? Можешь ли ты очутиться в природе душой? Ну, попробуй.
Не получится. Мы не в двенадцатом веке. Каждый с природой один на один ищет, находит своё. Содрогнувшись, мистик в осине продрогшей судьбу свою видит, меланхолик с деревом вместе всплакнет, усатый прагматик распилит его и в печь приспособит.
Ну, что ж, будем смотреть.
Озеро. Да, озеро, вот так-так – гигантская чаша горохового супа. Но то, что вокруг, – вот загадка. Черных елей гирлянды, серые скалы в воду войдут вертикально, и мир замкнется в себе. В нем нет человека, но нет и существ посторонних. Нет птиц, нет насекомых, таких, что можно увидеть.
Ты будешь смотреть, смотреть часами на неподвижную картину, пробовать перенестись туда, забыть о себе, стать её частью. Но мысли и чувства, вспыхивая, остывая, сплетаясь, не находя опоры во внешнем, делаются все бледнее, тише, короче и, наконец, как поезда, что мимо идут, исчезнут вдали. Пустеет озеро, пустеют горы, пустеет небо.
Видеть божественное часами, днями, неделями – не для меня. Не озеро пусто, пустею сама. Хочется жизни такой, как была там, внизу. С ее нечистотами, злыми словами, со всем, что привычно зовем «как всегда». Ведь зло неизбежно, когда ожидаешь добра. Да и зло в ожиданье добра тоже теплым бывает.
И, тем не менее, возвращенье наверх всегда новое очарованье. Пусть моя