И вот среди этой собачьей элиты затесался Дружок – ласковый бездельник, умеющий только шевелить своими бровками и помахивать хвостиком-баранкой. Однако Светлана в нем души не чаяла. Охотники снисходительно посмеивались: чудит баба, пусть ее.
Шло время. И настал день, когда в поссовет пришел охотник с большой хозяйственной сумкой, в которой что-то шевелилось. Он вошел в кабинет председателя поссовета и вытряхнул из нее на пол перед изумленным Николаем Федоровичем Мельниковым клубок новорожденных щенят. Они расползались, оскальзываясь на линолеуме кривоватыми лапками и тычась бессмысленно во все стороны черными мордочками с одинаковыми рыженькими бровками.
– Это что ж такое? – задыхался охотник от возмущения. – Это ж моя лучшая сука! Передовик! Чистая порода! Я ж за нее такие деньги отдал!
Мельников не сразу понял, что произошло, а когда понял, чуть не свалился со стула от хохота. Сомнений быть не могло: Дружок, хотя почти и не подрос, превратился во взрослого пса.
Однако скоро Мельникову стало не до смеха. С такой же жалобой явился в поссовет второй охотник, потом третий.
Надо сказать, что скрещивают собак, тщательно отбирая пары «по статям». Кобелей-производителей – раз-два и обчелся. Упряжных собак кастрируют – некастрированная собака плохой работник. Так что соперников у Дружка, свободно шастающего по всему поселку, было немного. На очередное заседание поссовета вызвали Черемкиных и всех «пострадавших от Дружка» охотников. На повестке дня был один вопрос: что делать с собакой? Я видела своими глазами протокол этого заседания и его решение – в своем роде уникальное: обязать владельцев Дружка или кастрировать его или пристрелить. И как ни поднимал Дружок изумленно свои бровки, судьба его была решена.
Уже насколько лет он смирно лежит на крыльце, поджав свои кривенькие ножки под разжиревший палевый животик, приветливо машет всем своим хвостиком-баранкой и только изредка рычит, прижимая уши, – когда мимо проходит охотник, которому было поручено выполнить решение поссовета.
Дружок, что называется, еще легко отделался. Рассказывают, что до войны восточнее Тикси не могла проникнуть ни одна собака, даже весьма породистая, но не здешняя, не лайка: ее пристреливали без всякого снисхождения. Северяне блюли чистоту породы своих ездовых собак.
Еще в первый свой приезд на Индигирку я слышала от местных жителей рассказ о том, что в конце З0-х годов в Чокурдахе жил врач, приезжий из Ленинграда, который вместо ездовых собак использовал прирученных волков. Я, честно говоря, сочла это легендой. По старым поверьям, на волчьей