Небольшой синий «Гольф» ревет сзади «Даймлера» и использует поворот для обгона. За рулем сидит журналист в очках, его челюсти крепко сжаты. Рядом с ним фотограф с аппаратом в руках: он уже готов снять пассажиров «Даймлера». Наконец, на заднем сиденье – озорная рыжеволосая девушка.
«…Я чувствую, что пресса нас не оставила в покое», – думает Эммануэль.
В самом деле, когда шоссе становится прямым, синий «Гольф» замедляет движение, позволяет «Даймлеру» обогнать себя, а потом плотно прижимается к нему. Сильвана лежит на своем сиденье, закрыв глаза, ее бледное лицо утопает в шелке волос.
– Они нас преследуют.
– Это предусмотрено, – говорит она, не открывая глаз. – Успокойтесь, мы будем отчаянно защищаться, у нас хватит на это энергии.
Эммануэль не знает, смеяться ей или тревожиться. Что за странная девушка! Ей не должно быть больше двадцати пяти лет. Ее французский идеален, хотя, может быть, слишком мягок в дентальных звуках. Несмотря на классный образ, придающий ей непринужденность модели, она должна играть в этой истории второстепенную роль. Тем не менее она не демонстрирует по отношению к Эммануэль подобострастия, хотя и говорит с ней вполне учтивым тоном.
«Может быть, она молчалива по природе», – думает Эммануэль.
Сильвана мастурбировала перед ней с такой сдержанностью, что никто этого бы и не заметил, если бы она сама ее не спровоцировала. А теперь ее визави потеряла к ней интерес, как будто ничего и не случилось. Эммануэль наблюдает за ней. Взглядом она ласкает ее тело, затянутое в кожу. Ее бедра широки, а грудь выглядит маленькой и высокой. Кроме лица, Эммануэль не видит и сантиметра обнаженной кожи. В Бангкоке, в Париже, пожалуй, она раздела бы ее без всяких предисловий. Но тут, она знает, это невозможно.
Автомобили тормозят, слева, справа, светофоры стоят на каждом перекрестке. Эммануэль вспоминает фильм Феллини, где съемочная группа приезжает в Рим по такому же вот забитому шоссе, утопая под дождем… И снова синий «Гольф» преследует «Даймлер».
– Пожалуйста, снимите перчатки.
Сильвана повинуется, по одному освобождая от перчаток свои пальцы. Ее кисти длинные, тонкие, а ногти аккуратно подстрижены и покрыты бесцветным лаком.
– Вы думаете, что я прокаженная? – с улыбкой интересуется она.
– Я хотела прикоснуться к вашей коже.
Эммануэль протягивает вперед руку: гибкие пальцы сжимают запястье Сильваны. Она поднимает глаза. Что могут сказать друг другу две женщины взглядом и руками? Какие обещания, какие изощренные угрозы они могут передать? «Итальянки ревнивы, – однажды сказал ей Марио. – Они часто показывают себя монстрами-собственницами». И в самом деле, Марианна не выносила, чтобы кто-нибудь, кроме Жана, приближался