– Уверена, что вы мне не поверите, если я скажу, что ничего не знаю об этом человеке – ни его имени, ни адреса.
– О’кей. Вы отправите ему почтового голубя?
Эммануэль явно издевается.
– Нет. Мне достаточно знать номер его факса, чтобы передать ему эту информацию.
– А вы очень хорошо разбираетесь в технике!
– И в некоторых других делах, которыми я занимаюсь. А факс экономит мне драгоценное время.
– Вот это эффективность!
– Но в вашем случае я просто следую указаниям.
Взгляд Сильваны темнеет.
Эммануэль хотелось бы спросить ее, каков ее интерес в этом деле. Он явно присутствует, иначе и быть не может. И сколько ей заплатят? Если бы она это знала, она могла бы оценить важность всего дела. Но она проглатывает свой вопрос, поскольку Сильвана, беря сигарету, говорит:
– Эта… эта Мервея, она вам ничего не говорила?
– Нет. Мы смеялись, потому что она не ожидала моего приезда. По-моему, ей было поручено только подготовить мой приезд сюда. Но она не знала, что именно я буду тем человеком, которого ожидали.
– Вы хорошо с ней знакомы?
– Вряд ли. Это самая странная женщина из тех, что я когда-либо встречала. Но я кое-что о ней знаю.
– Она способна на все ради денег?
– Верно. Хотя Мервея также имеет и свои маленькие радости…
Сильвана не настаивает. Она выпускает два клуба дыма и возвращается к своей работе. Когда она наклоняется, Эммануэль отмечает красоту ее ног, длинных и тонких, ее идеальных лодыжек и стройных бедер.
– Я всегда ненавидела коды, – с досадой говорит Эммануэль. – Символизм – это так скучно.
– Как вы поняли, что это код?
– Очень просто. Если бы вы должны были сообщить кому-то о прибытии этих танцовщиц, вы бы просто отправили по факсу сообщение, которое бы гласило: «Груз прибыл. С уважением, Ваша…» К чему тогда вся эта шумиха! Но, на мой взгляд, получатель должен знать, что прибыли именно эти танцовщицы. Единственный способ показать ему это – точно скопировать подписи.
Сильвана поворачивается к Эммануэль, кивая головой.
– А она, оказывается, умеет думать!
– Cogito, ergo sum![5] – смеясь, отвечает Эммануэль.
Она поднимается и присоединяется к хозяйке, расположившейся на ковре, где она вытягивается, как бы случайно подобрав юбку высоко вверх.
– Мне не нравятся коды. Подумайте… когда мне исполнилось двенадцать, глупая игра в коды была в моде в моем монашеском пансионе.
– Все игры глупы, – заключает Сильвана, не отводя глаз от идеограмм и продолжая копировать их, – если они бесполезны.
– Они служили нам для передачи наших желаний. Вместо букв мы ставили двузначное число и выражались от третьего лица. Тексты не поддавались расшифровке, и это позволяло говорить обо всем свободно…
– Отсюда же – ложь и клевета.
– Конечно. Хотя ведущая этой игры, некая Моника, запрещала любые отклонения от истины. Я вспоминаю, что одна малышка с откровенными