По дороге на второй этаж Серега инструктировал нас по поводу каждой мелочи, а мы дразнили его, спрашивая, следует ли нам сдавать фотоаппараты перед этой судьбоносной встречей. Он придумал для нас отвлеченную тему для разговора, запретил останавливаться рядом с ней, слишком откровенно смотреть и вообще, удалиться раньше, чем она обратит на нас внимание. Было видно, как он нервничает, он запинался, краснел и раздражался из-за любого пустяка. Мимо бухгалтерии мы прошли в совершеннейшем молчании, выдохнули после того, как скрылись из виду.
– Вы видели?! Видели?! – Не выдержал Колесников. – Она читает Чехова! – Он был в восторге, мы с Кривомазовым недоуменно переглянулись и решили тактично промолчать.
Почему промолчать? За прошедшие две недели мы так много слышали о ней, что боялись даже поднять глаза, проходя мимо. Мы ожидали увидеть все что угодно, но только не то, что увидели. А если помножить эти двухнедельные восторги на всех предыдущих пассий Сергея; я не знаю, что видел Кривомазов, но судя по рассказам Колесникова, мы должны были либо ослепнуть, либо лишиться рассудка. Правда, к выходу мы подошли вроде в здравом уме, да и со зрением все тоже было в порядке.
Что подразумеваем мы под женской красотой? Или даже не так: одно ли и то же понимаем мы под женской красотой? В тот день я увидел простую девушку, в длинном светлом платье, с правильными чертами лица, с тихой улыбкой и слегка вьющимися каштановыми длинными волосами. Пока Сашка курил, а Серега на всю улицу восхищался, я перебирал в уме все знакомые образы женской красоты, и ни один из них к ней не подходил. В одном я был уверен, мы с Серегой говорили о разных девушках, хотя бы потому, что все его слова, по-моему, ничему в действительности не соответствовали. Только к третьему часу ночи, когда я пролежал без сна уже битый час, вспоминая о ней, мне вдруг стало очевидно, что