Я замолчал. У меня опять возникло глупое чувство, что я наговорил лишнего. Он-то, конечно, просил рассказать ему об отце, но не я ведь им был! А с другой-то стороны, все, что я знал о его родителях, так или иначе, было связано и с моими переживаниями. Будь мне все равно, разве не было бы по-другому?
* * *
– Так что же там все-таки случилось? – спросил Матвей.
– Не знаю, – ответил я, не поднимая на него взгляда, – этого я не помню. Точнее, я не помню ничего такого, что могло бы пролить на это свет. Хотя, знаешь, мне вообще иногда казалось, что я был, мягко скажем, подслеповатым товарищем. Про мою квартиру тоже, насколько я потом слышал, ходили разные слухи, хотя я им и не верил. Я не был хорошим хозяином, даже близко нет, но и совсем произвола тоже не устраивал. Мы никогда не устраивали никаких скандалов, никогда не слушали музыку по ночам, не пели песни и уж тем более, не плясали. За все время, пока я жил один, на меня ни разу не жаловались соседи. А с некоторыми так и вообще я был в хороших отношениях, а вот что бывало в моей квартире, если мне приходилось надолго уезжать – остается только гадать. Но я всегда надеялся на благоразумие своих друзей, хотя оно их временами подводило.
Говорить мне было сложно, хотя я прекрасно понимал, что без этого разговора находиться в этой квартире будет совершенно невозможно. Не знаю, что чувствовал Матвей, но было видно, что нервничает, хотя суетиться он перестал.
– Мы долго думали. Мы – это мы с Колесниковым, но думали все-таки по отдельности: как я говорил, мы перестали друг другу доверять. А однажды, было дело, даже подрались, но это так, глупости. В общем, судя по тому, как после новогодней ночи развернулись отношения между твоими родителями, мы решили, что ничего между ними не было: иначе просто не понятно, почему твой отец вдруг начал избегать общения с твоей мамой. Но мы всего этого не знали, и для нас эти новогодние каникулы стали настоящей пыткой. Тем более, что не было ни сил, ни желания ничего делать для подготовки к зимней сессии. И так продолжалось до рождественского сочельника.
Те дни я помню до мельчайших деталей, хотя новогодняя неделя в целом прошла как в тумане. Пять дней я приходил в себя, настроение было настолько скверное, что не хотелось даже попытаться развеяться – все дни я просидел за компьютерными играми, отрываясь только на короткие вылазки за продуктами. Питался сладостями и копченой говядиной – хотя есть особенно и не хотелось. Похмельная выдалась неделька. Ну, а шестого января я проснулся и вовсе после обеда – засиделся накануне до утра – пол ночи смотрел, как играют пылинки в просвете настольной лампы. День был пасмурный, за окном наступила оттепель, было ветрено и беспокойно. Людей на улице было мало: ветер задувал под одежду, свистел в подъездах, раскачивал фонари и ветки. В такую пого