Прибыв на место, они увидели воздушный шар. Его подняли солдаты осажденного Ледисмита, чтобы следить за передвижениями буров. Поезд остановился на расстоянии менее километра от Коленсо. Черчилль в сопровождении офицера и сержанта пошли пешком в брошенные британцами окопы на окраине, а потом вошли в город. Буров нигде не было видно. «На окраине города, – как сообщал вечером Черчилль в депеше для Morning Post, – несколько местных жителей, встревоженные появлением поезда, подняли на палке белый флаг и размахивали им». Поезд продвинулся еще немного на север, после чего без происшествий вернулся в Эсткурт.
9 ноября, уже верхом с отрядом британцев, Черчилль вернулся на окраину Коленсо. Там они с Аткинсом поднялись на холм, чтобы осмотреть другой берег реки. Их силуэты четко выделялись на фоне неба. Внезапно их окружили вооруженные всадники. «Попались, кажется», – сказал один из них. Но к счастью, это был британский сержант. Журналисты предъявили документы, и конфликт был исчерпан. «Сержант выглядел разочарованным, – написал Черчилль в Morning Post, – но удовлетворился тем, что его сфотографировали для лондонских газет».
Вернувшись в Эсткурт, Черчилль писал Ивлину Вуду: «Было страшно ездить вдоль передовой, хотя я все-таки это делал. Но теперь с нетерпением жду прибытия армии, которая расчистит путь. Ледисмит полностью блокирован, британская кавалерия заперта. Даже железнодорожная ветка небезопасна. Если генерал буров Жубер решит оставить крепкую позицию на реке Тугела и наступать на Эсткурт, нам придется бежать».
Командующий в Эсткурте, опасаясь, что в случае нападения буров не сможет удержать позиции, решил отвести части в направлении Питермарицбурга. Вечером перед запланированным отступлением он ужинал с Черчиллем и Аткинсом в их палатке. Черчилль был убежден, что в отступлении нет необходимости. Как позже вспоминал Аткинс, «ужин проходил под непрерывный лязг полевых орудий, загружаемых на платформы. За ужином Уинстон с уверенностью, которой я отчасти завидовал, но которую не совсем одобрял, утверждал, что Жубер, скорее всего, слишком осторожен, чтобы сейчас выступить, что он, несомненно, доволен своей прочной позицией на Тугеле, что будет жаль указать ему путь на Марицбург и так далее».
Ужин закончился, и командующий ушел. «Вскоре после этого, – заметил Аткинс, – лязг, который на время затих, послышался вновь. Пушки стали снимать с платформ. Уинстон просиял. «Это я сделал!» – воскликнул он. Потом милостиво поправился: «Это мы сделали». Соответствовало ли это действительности,