Питер моргнул и постарался дышать как обычно. Вблизи тело оазианца источало сладкий запах – не сладковатость гниения, но аромат свежих фруктов.
– Ты имеешь в виду Библию? – спросил Питер.
– Мы избегаем говори
Протянув руки, он изобразил, как греет их над огнем и как обжигает их, если огонь окажется слишком близко.
– Но ты подразумеваешь Слово Божие, – настаивал Питер. – Евангелие.
– Евангелие.
Питер кивнул, хотя не сразу расшифровал последнее слово, исторгнутое из стесненного прохода в расщелине головы оазианца.
– Иисуса! – воскликнул он в изумлении.
Оазианец вытянул руку и явно нежным движением погладил щеку Питера кончиком перчатки.
– Мы молили Ии
Грейнджер явно упустила момент, чтобы присоединиться к разговору. Питер оглянулся и увидел, что она прислонилась к багажнику, притворяясь, что изучает машинку, которой она его открывала. И в эту долю секунды, прежде чем он вернулся к оазианцу, Питер понял, насколько Грейнджер смущена.
– Книга? У
– Ну, не здесь, – признался Питер.
Оазианец хлопнул в ладоши, означив не то удовольствие, не то молитву или то и другое сразу.
–
Оазианец задрожал, не находя слов, потом раскинул руки, будто хотел объять весь мир.
– Да, – сказал Питер, положив уверенную руку на плечо оазианца. – Скоро.
Лоб оазианца, головки зародышей, условно говоря, раздулись слегка. Питер решил, что так улыбаются эти удивительные люди.
Дорогой Питер, – писала Беатрис.
Я люблю тебя и надеюсь, ты в полном здравии, но я должна начать письмо с плохой новости.
Вот так бывает: сломя голову бежишь в открытые двери и наталкиваешься на стекло. Весь обратный путь на базу он чуть ли не парил от восторга, просто чудо, что он не взлетел, пробив крышу машины Грейнджер.
Дорогая Би… Хвала Господу… Мы просим о кратком отдыхе, а Бог посылает чудо…
Именно так он собирался начать письмо к Би, когда вернется домой.