– Мы разочаровавши
ь, – сказал оазианец. – И в о же время признаельны.Наступила пауза. Оазианец стоял, держа пластиковую емкость, Грейнджер и Питер стояли, глядя, как он ее держит. Луч солнца взобрался на крышу автомобиля, и она засверкала.
– Что ж… э-э… Как вы тут? – спросила Грейнджер.
Пот мерцал на ее ресницах и щеках.
– Я один? – осведомился оазианец. – Или мы вме
е?Он слабо махнул рукой в сторону поселения позади него.
– Все вы.
Казалось, оазианец долго обдумывал вопрос. И наконец сказал:
– Хорошо.
Повисла еще одна пауза.
– Кто-нибудь еще к нам выйдет сегодня? – спросила Грейнджер. – Повидать нас, я имею в виду.
Опять оазианец долго раздумывал, как если бы вопрос был невероятно сложен.
– Не
, – заключил он. – Я егодня один олько.Он внушительно указал на обоих собеседников, признавая, вероятно, что сожалеет о несправедливом соотношении числа гостей и хозяев – два против одного.
– Питер – особенный гость СШИК, – сказала Грейнджер. – Он христианский миссионер. Он хочет… э-э… жить вместе с вами. – Она неловко взглянула на Питера, ища у того подтверждения. – Если я правильно поняла.
– Да, – легко согласился Питер.
Приблизительно на полпути к расщелине на лице оазианца сверкало нечто вроде шампиньона. Питер решил считать это глазом и посмотрел прямо в него, излучая максимальное дружелюбие.
– У меня хорошие новости для вас. Лучшие, вы таких еще не слышали.
Оазианец наклонил голову к плечу. Оба зародыша, нет, не зародыша, его брови и щеки, ну пожалуйста! – зарумянились, выдавая паучью сеть капилляров под кожей. Его голос, когда он заговорил опять, звучал еще астматичнее прежнего:
–
вященное Пиание?Слова повисли в шепчущем воздухе на мгновение, прежде чем дошли до Питера. Он не верил собственным ушам. Потом заметил, что облеченные перчатками руки оазианца сложились в форме шпиля.
– Да! – воскликнул Питер, голова у него закружилась от ликования. – Хвала Иисусу!
Оазианец снова повернулся к Грейнджер. Его пальцы в перчатках, сжимавшие тубус, дрожали.
– Мы ждали долго человека по имени Пи
ер, – сказал он. – паибо, Грейнджер.И без дальнейших объяснений он повернулся и ринулся к двери. Только прозрачные бусины качнулись за его спиной.
– Черт меня подери, – сказала Грейнджер, сдернув косынку и обтирая ею лицо. – Он никогда не называл меня по имени.
Они прождали около двадцати минут. Солнце все еще всходило на горизонте, долька ослепительно пылающего апельсина, похожего на огромный пузырь лавы. Стены зданий сверкали, будто каждый