– Да… – от него ответа ждать было глупо и бессмысленно, поэтому взяла огонь на себя.
Внезапное осознание, что жить так больше невозможно, захлестнуло меня с головой. Ведь я не из тех женщин, что готовы держаться за последнего придурка, лишь бы не быть одной. Лишь бы не отвечать на вопросы подруг и не произносить, по их мнению, позорное «одинокая».
А с хера ли я одинокая?
У меня вся жизнь впереди, так для чего мне растрачиваться на балласт? Зачем мне тащить и физически, и эмоционально того, кто не готов идти нога в ногу со мной? Для чего мириться с его прибабахами, оправдывать тупые поступки и неосторожные фразы? Почему я должна искать ёбаря на стороне, для здоровья, так сказать? Чтобы что? Чтобы только не быть одной? Так тогда это у меня проблемы, а не у моего муженька-домоседа.
Но несмотря на убедительные аргументы, я чувствовала себя полной сукой… Ведь это я изменяла ему, именно я хочу бросить его без работы и каких-либо сбережений. И это я по камням разнесла наш брак, безучастно наблюдая за тем, как затухает наша любовь. А я любила. Наверное…
Муж долго смотрел мне в глаза, словно наблюдал за судебным процессом, что устроила я самой себе, и кивал, очевидно, соглашаясь с доводами и фактами. А в глазах его было пусто… Ни злости, ни разочарования. Сплошная выжженная пустыня, и, наверное, высушила её именно я.
– Мама, выйди, – почти шепотом сказал Миша, очевидно, понимая, что от этого разговора уже не уйти. Он медленно, почти обреченно сполоснул руки под краном, обтер о белоснежную футболку и навис над матерью.
– За любовь бороться надо, сын. Борись! – процедила Зина и, гордо вздёрнув подбородок, вышла, намеренно не закрыв за собой дверь. Какой уж тут турецкий сериал, когда за стенкой будет решаться судьба её сыночка?
Я стала лениво скользить взглядом по своей кухне. Впервые за долгое время смотрела как-то трезво, придирчиво, и все вдруг показалось чужим.
Исчез мой стильный минималистичный декор. Искусственные пластиковые маки цвета крови вытеснили из тонких хрустальных мензурок мои любимые сухоцветы, льняные полотенца оливкового цвета были заменены на аляпистые вафельные тряпки, силиконовые перчатки валялись в коробке с моими вещами на подоконнике, а на ручке духовки висели строченые пёстрые петушки-прихватки. Кур…
Грудь сдавило, я словно перестала узнавать свою квартиру! Воспоминания того, как мучительно долго и тяжело проходил ремонт, как я впахивала на двух работах, чтобы сделать все качественно и красиво, как на картинке из модного журнала, зарябили перед глазами: смена трёх прорабов, четыре бригады строителей и два дизайнера… а также море испорченных нервных клеток и глубочайшие кратеры синяков под глазами, что с тех пор стали моими верными спутниками.
Но добил меня красный бабушкин коврик у раковины, закрывающий сложный рисунок кварца. Меня будто вовсе стерли отсюда… Все следы спрятали, засунув в небольшую коробочку на подоконнике.
– Да