Звонок длится минуты три. Но никто не отвечает.
В итоге я сбрасываю вызов и прячу телефон обратно в карман. Несмешно, бля.
Я чувствую себя преданным и брошенным, как пёс. Таких в Муторае полным-полно. Они ходят на работу, заводят детей и потихоньку спиваются. Но в Муторае это кажется процессом естественным и правильным. Здесь же всё иначе… Самое хуёвое, конечно, это обстоятельства, при которых я оказался в Москве.
Я делаю ещё один глоток пива и задираю рукав толстовки. Это ж надо было додуматься порезать руки. Если выяснится, что Лера сделала это из-за какого-то еблана с зализанным хаером или из-за другой бабской фигни, я побреюсь налысо.
Заглушив остатки пива, я швыряю бутылку в урну и наконец-то встаю. В пакете у меня звякают ещё четыре банки жатецкого гуся.
Сегодня я нажрусь.
Я думал, что сегодня нажрусь. Две бутылки обычно быстро улетают в мой бездонный желудок, но с Лериным желудком этот фокус не прокатит.
Примерно на третьей банке я понимаю, что больше не лезет. Тогда я встаю и начинаю курсировать по хате, надеясь на то, что бухло там как-нибудь уляжется и быстро отправится в мой мочевой пузырь, чтобы я мог выпить ещё. В общем-то, вот и всё. Этим я занимаюсь практически весь день: пью пиво, брожу по комнате и листаю чужой дневник.
В нём красивыми закорючками, больше напоминающими почерк аристократки, Лера вела свой личный блог.
Она писала о всякой фигне, и не только фигне. В основном она записывала свои мысли, а ещё странные и местами жуткие факты о каком-то типе под кодовым «А». Она так его и звала:
«Сегодня А стоял под подъездом», или «сегодня А оставил в моём почтовом ящике шоколадку», «вчера А тридцать минут стучался в мою дверь, пришлось вызвать полицию» – эта же запись последняя в девчачьем дневнике. Чё за «А» такой – я ещё долго гадаю, пока мотаюсь за догоном в магаз.
Домой возвращаюсь слегка пошатываясь и сперва думаю, что чувак у моей двери – тот самый «А». Я тут же буксую обратно в лифт. Ну да, ссыкую.
Чутка пораскинув мозгами, я всё-таки выхожу, сжимая в кулаке бутылку пива, которую мысленно уже превратил в розочку, и печатаю тяжёлые шаги в сторону моей двери. Но чем ближе я подбираюсь к стрёмному чухану, тем знакомее его черты лица. Когда расстояние между нами сокращается до пары шагов, я окончательно признаю в нежданном госте старосту. Тот глядит на меня как партизан, вскинув обе брови.
– Ты чего? – спрашивает он, когда я подбираюсь совсем близко.
– Фу ты, бля, – выдыхаю я, – чуть не обосрался. – И пихаю ему в руки бутылку, которая уцелела моими молитвами. Старосту отодвигаю рукой в сторону, а сам открываю дверь. – Чё припёрся? – спрашиваю, когда уже забираю бутылку и переступаю порог квартиры, бросив на него многозначительный взгляд. – Козёл сегодня не в духе.
Паша закатывает глаза. Вскоре я понимаю, что он пришёл сюда