– Еще посмотрим… – передразниваю я нараспев, закрывая вкладку и готовясь к тому, что сейчас Джона начнет меня раздевать. Это уже стало его привычкой: через пять минут после того, как его тело касается матраса, независимо от того, насколько длинным был его день, я оказываюсь голой.
Моя кровь заранее бурлит от предвкушения.
Но он пока не двигается.
– У Агги сегодня был очень интересный разговор с Барри.
Мне требуется мгновение, чтобы связать все воедино.
– Того фермера?
– Ага. Он хочет купить наши дома. Этот и дом Рена.
– Правда?
У них ведь и так есть хороший двухэтажный дом.
– Его бизнес процветает, и он хочет увеличить территорию для посевов.
– Это хорошо, да? Мы же боялись, что продажа займет целую вечность.
– Ему нужна только земля, Калла. Он демонтирует дома.
Мне снова требуется время, чтобы сообразить.
– Ты имеешь в виду снесет?
– Ага. – Я чувствую на себе пристальный взгляд Джоны. – Что ты об этом думаешь?
Дома, где десятилетиями жили мой отец, бабушка и дедушка, где любили друг друга мои мать и отец и где жила я; место, которое все еще носит на себе цветы, нарисованные маминой рукой почти двадцать семь лет назад. Эти два простых модульных дома в этом холодном просторе тундры – один мшисто-зеленый, а другой маслянисто-желтый, – которые ничего не значили для меня, когда я впервые увидела их, теперь ощущаются словно потерянное детство, каким-то образом обретенное заново.
А Барри Уиттамор хочет их снести?
Имею ли я право вообще расстраиваться? Ведь мы с Джоной уезжаем из Бангора, чтобы начать жизнь в другом месте.
– Честно говоря, я не знаю, что думать. А что думаешь ты?
Джона закусывает нижнюю губу в раздумье. Проходит мгновение, прежде чем он отвечает.
– Если мы переезжаем, мне здесь делать нечего. И все же… я всегда думал, что здесь будет жить какая-то другая семья.
– Точно. А Агнес? Что она думает?
Он фыркает.
– Само собой, ей эта идея не понравилась. Эта чертова женщина разъезжает в дерьмовом битом грузовике Рена с лысой резиной только потому, что ее гложет ностальгия. Однако нужды заботиться сразу о двух домах ей нет. Она сказала Барри, что он должен сдать эти дома в аренду и сделать грядки вокруг них. Он ответил, что не против. И продать дома Барри было бы разумным решением. Иначе кто знает, как долго еще мы будем продавать их. Да еще и тому, кто купит их не для сноса.
– Согласна.
Я жду, когда он продолжит, предчувствуя какое-то «но».
Джона пожимает плечами.
– Это кажется мне чем-то неправильным, понимаешь? Рена больше нет, «Дикой Аляски» тоже. А теперь не станет даже его дома. Словно память о нем стирается.
И я понимаю, что он хочет сказать. Папа говорил, что на Аляске для меня всегда будет дом, но технически теперь это неправда.
Молчание затягивается, и я слежу за борьбой на лице Джоны – его челюсть