– У вас все будет хорошо, пока вы заодно.
– Думаю, до сих пор у нас неплохо получалось. Мы через многое прошли.
С того дня, как я узнала, что мой больной раком отец отказался от лечения, мы с Джоной все время держались бок о бок, переживая боль и душевные терзания, принимая трудные решения и поддерживая друг друга. Он был моей опорой – твердой и непоколебимой.
– Да… – В голосе Агнес ощущается сомнение, а ее взгляд блуждает где-то вдалеке.
И я предчувствую какое-то «но». Однако она никогда не была из тех, кто говорит «но». Она всегда остается ненавязчивым слушателем, тем добрым и поддерживающим голосом, который неизменно держит свое мнение при себе. То, что одно из таких «но» почти срывается с кончика ее языка, внушает тревогу.
– Вы подходите друг другу. Рен сразу это сказал.
– Правда? – Я улыбаюсь, несмотря на повисшую зловещую атмосферу.
Мой отец как-то намекал на то, что мы с Джоной могли бы сойтись. Он делал это деликатно и никогда не давил, а мы с йети в то время были готовы практически вцепиться в глотки друг другу.
– Конечно. Мы оба хотели этого или, по крайней мере, надеялись. И сейчас, наверное, все это кажется немного сумбурным. Джона, удививший тебя в Торонто. Ты, примчавшаяся сюда, чтобы быть вместе с ним. Все так интересно, свежо и ново. Все эти возможности и большие планы. – Ее легкая улыбка задерживается еще на секунду, а затем гаснет, так же быстро, как и появилась. – Но со временем дни начнут казаться длиннее, спокойнее. Вы можете обнаружить, что теперь уже не так сильно жаждете узнать, что ждет вас там, впереди.
– То есть, в принципе, это ничем не отличается от моей жизни до приезда сюда? – Я выдавливаю слабый смешок.
Мои месяцы жизни в Торонто после смерти отца и расставания с Джоной не были ни энергичными, ни вдохновляющими. Большую часть времени я проводила в попытках исцелиться, вернувшись к бездумной, но хорошо отработанной рутине занятий в спортзале, шопинга и посиделок в баре с друзьями, которые внезапно стали мне казаться пустыми и неинтересными. Я перебирала объявления о вакансиях и обсуждала карьеру с хедхантерами, однако меня не привлекло ни одно из их предложений: идея вернуться на работу с девяти до пяти, втискиваться в вагоны метро, целыми днями пялиться в электронные таблицы была для меня перспективой, рвущей душу на части.
Мама и Саймон уверяли меня в том, что причиной отсутствия направленности и мотивации стало то внушительное наследство, которое вскоре получу. И я была согласна с ними. Частично. Но также ощущала и некий тектонический сдвиг где-то глубоко внутри себя. Мое пребывание на Аляске изменило меня – в той степени, которую не могла точно сформулировать, но и игнорировать которую тоже не могла. Та, кем я была, и та, кем я стала после, – это были уже два разных человека.
А потом я обнаружила на крыльце своего дома Джону, предлагавшего мне переехать на Аляску, и снова ощутила, как движутся эти плиты. И на этот раз,