– Ах, да! мои добрые господа, – продолжал голос все более и более гнусливый. – Вы меня знаете, может быть? У меня были счастливые дни. Я не всегда был нищим. Но посмотрите на меня хорошенько. Мои советы хороши, хоть одежда стара.
Когда кавалькада приближалась, нищий опять заплакал.
– Теперь дороги хороши; такие господа, как вы, могут ходить не боясь ничего, когда несчастные молят Бога сохранить мир душам таким сострадательным, как ваша.
Настойчивость, с какою нищий говорил о безопасности дорог, и некоторые двусмысленные фразы заставили двух начальников узнать в нём переодетого Крота, пришедшего уведомить их, что жандармы сбились с пути.
– Хорошо! сказал Жорж. – Мне так же мало нужды до твоих извещений, как до свиста дрозда или до крика дятла. Отправляйся к чёрту, попрошайка. Ты получил милостыню, не надоедай нам больше.
Кавалькада догнала Жоржа и присутствовала при этой сцене. Придворные были свидетелями щедрости последнего; нищий держал в руке монету.
– Чёрт побери! – сказал один из приехавших, с золотом по всем швам. – Какая щедрость! Вы балуете этих негодяев, маркиз! – обратился он к Фоконьяку.
– Что же делать, полковник? – скромно ответил уроженец Лангедока. – Благотворительность – моя слабая сторона; не могу видеть нищеты без того, чтобы сердце мое не облилось кровью; я даже так сострадателен, что сам порой прошу милостыни для бедных, и в доказательство этого, прошу вас участвовать в нашем добром деле; пусть нищий навсегда запомнит свою счастливую встречу с нами.
Не ожидая ответа, де-Фоконьяк сказал нищему:
– Подойди сюда, приятель, подойди сюда, не бойся; эти господа желают тебе добра; протяни твою суму… у тебя её нет? Так протяни шляпу, когда так, – словом, протяни что хочешь. Эти господа почувствуют к тебе большое расположение, когда узнают, что ты служил при Фонтенуа[6].
«Приятно сыграть штуку с этими франтиками!» – подумал он. Жорж на лету подхватил мяч, брошенный его товарищем.
– Господа, сказал он: – щедрость моя объясняется моим участием к этому человеку; он был покрыт ранами, сражаясь при Фонтенуа за монархию. Правда, тогда царствовал Бурбон, но что за нужда? Служа королю Людовику XV, этот человек служил Франции, так же как служа империи, вы ныне служите Франции.
Обернувшись к нищему, он спросил его:
– Ты при Фонтенуа лишился левой руки?
– Да, добрые господа, при Фонтенуа, – ответил калека, протягивая шляпу. А сам между тем думал: «Пожалуй хоть при Фонтенуа, а все-таки тяжело, когда левая рука так крепко привязана, что совсем оцепенела… уж как же находчив наш атаман!»
Каждому известно, какими глазами дворянство, созданное императорской шпагой, смотрело на дворянство старое, собиравшееся около престола. Поэтому, не желая отстать от благородных имен Каза-Веккиа и Фоконьяка, полковники и бароны империи поспешили присоединить свое приношение к милостыни Жоржа и Фоконьяка. Потом простившись, они продолжали свой путь.
Они