Лань и не боялась. Господи, какой глаз!
Снова стала щипать куст, спокойно, точно никого и нет рядом. Пощипала и медленно ушла в чашу.
«Милая, ах, милая ты моя!» – прошептал Антон.
Было однажды – не здесь, в другом лесу – он медведя встретил. И сам понять не мог, как это было возможно, но он медведя не испугался. Ничуть. И зверь не напал, не побежал, а поглядел на него и пошел прочь. Да, было и такое. И Антона это даже не очень-то удивило. Зверя он чувствовал. И зверь его чувствовал. Со зверем он был на равных. Два зверя. Две живые души…
И дерево – живая душа. В лесу все живое. А дерево, может, больше всего. И все-таки с деревом не так, как со зверем. С деревом на равных нельзя. Оно – другое. И с ним один на один, пожалуй, труднее, чем со зверем. Этого никому не объяснишь.
Антон глубоко вздохнул и задумался. Он сидел в шатре огромного вяза, прислонившись спиной к стволу. «Душа-то у дерева, конечно, есть. А как будто бы и нет. Нет ее отдельно ото всего на свете. Для дерева что оно само, что луч заходящего солнца – одинаково. Что оно, что этот ветерок или вот тот бархатный холм, покрытый розоватым мхом»
Антон вдруг поежился. Точно от холода. Один раз с ним такое было, и страха никакого не было – одно сплошное счастье. Но это было только один раз. Он как будто бы сам сошел на нет. И от этого сразу стал всем на свете. Все было, а его не было. То есть он был всем.
Но это было только один раз, а больше не повторялось. И с тех пор он что-то знал, знал какую-то черту, к которой подходить боялся. Один на один с ЭТИМ, с НИЧЕМ – это трудно. Легче, если с удочкой, даже если не надета наживка, или с книжкой, даже если ее почти не читаешь. Все-таки еще что-то… Все-таки между тобой и ЭТИМ что-то есть.
«А ведь Катя, наверное, ищет, беспокоится», – вспомнил он вдруг, забеспокоился сам, быстро поднялся и пошел назад.
Около самого пансионата тоже стоял гигантский вяз. Антон на минуту остановился около него, прислонился лбом к коре и вдруг увидел Катю. Ну, конечно, она искала, конечно, беспокоилась. Он виновато улыбнулся и шагнул ей навстречу.
«Мамочка, мы отдыхаем прекрасно. Места удивительные. Условия – тоже. Антон, правда, для чего-то ловит бедную рыбу, которую совершенно не на чем и незачем жарить, а я… – она задумалась, отложила письмо. – А я… Мамочка, ты мне столько говорила об этом озере, я столько ждала от него, что, наверное, теперь оно, бедное, не знает, как мне угодить… Оно прекрасно, конечно, но то, что я представляла по твоим рассказам!..»
Катя еще раз отложила письмо, а потом порвала его на кусочки и расплакалась. Антон спит. У него никаких разочарований – все великолепно. Катя почувствовала раздражение на мужа. Захотелось вдруг растолкать его, окликнуть… Но нет, пусть спит. Она всхлипнула и стала раздеваться. Погасила лампу – и вдруг увидела в темноте открытые глаза Антона. Оказывается, он и не спал вовсе, а так только – прикрыл глаза и ждал ее. Привлек к себе. Нежно, тихо, почти как когда-то. И она от этого вдруг снова расплакалась.
– Ну, чего ты, Катенок? Ну, чего?
Антон был