– Убегла, – передразнил Антон, – слава Богу, что убежала. Зашиб… Эх, ты! Зверя чувствовать надо.
– Посмотрел бы я, что ты чувствуешь, когда на тебя собака кидается…
– Зверя я чувствую, – спокойно сказал Антон, – зверя я понимаю. В звере всегда что-то дрожит. Какой бы бесстрашный зверь ни был, а в нем есть жилка, которая дрожит. И во мне есть. И я эту его жилку своей такой же чувствую. Братки, понимаешь?
Антон помолчал, задумался.
– Тут между нами что-то протянуто. Ниточка такая. Дрожит вот тут, – он притронулся к груди. – А вот в дереве – нет, нет такой жилки. В дереве ничего не дрожит, – сказал он точно самому себе, не глядя на собеседника. Но собеседник очень удивился.
– Вот тебе на! Это дерево-то не дрожит?! Да как ветер дунет, оно все и запляшет.
Антон сморщился.
– Не запляшет. Выбирай выражения. Дерево не пляшет, а трепещет. И вообще… – он снова помолчал, потом поднял голову и сказал с тоской – И вообще, что ты понимаешь в дереве?
– А чего тут понимать? Это же просто видно, как дерево дрожит. Чудной ты…
– Чего тут понимать?.. Видно… Ничего тебе не видно. Надо еще уметь видеть. Ну, дрожит на ветру, ну и что? Это же не о том. Оно ж, дерево, не само по себе. Думаешь, увидел дерево и все? Ты ж только кончик один увидел. У дерева – большой круг. Где-то на звезде что-то начнется, а на дереве кончится. У зверя не так. Зверь этот большой круг только смутно чует. Он сам живет в малом кругу. Живет в малом, а от большого дрожит. А дерево в большом кругу живет. Потому и не дрожит. Ему за себя не страшно. Страха в нем нет, понимаешь? Нет – страха!
– Понятия нет, потому и страха нет. Дерево ничего не понимает, чего ж ему бояться?
– Это дерево не понимает? Эх ты, Бернар!
– Кто? Кто?
– Достоевского читал? «Братья Карамазовы»?
– Ну, предположим, не читал.
– И предполагать нечего. Сразу видно, что не читал.
– Ну и что? А кто такой твой Бернар?
– Бернар – это тот, кто не читал Достоевского.
Собутыльник развел руками: – Где уж нам, дуракам…
Зачем ругаться, Тоша?
– Бернар – это тот, кто считает, что дерево ничего не понимает. – Он помолчал. – Потом взглянул соседу в глаза:
– Это ты сам ничего не понимаешь. Ты соловьев когда-нибудь слушал?
– Ну, слушал, – улыбнулся Федя.
– Ты думаешь, почему соловей так заливается? Потому что дерево рядом. Потому что оно слушает и понимает. Потому что соловей знает про это.
Антон вдруг откинулся на спинку стула, слегка запрокинул голову и улыбнулся. Почти одними глазами. Очень стройный, подтянутый, с большой шевелюрой и прекрасно вылепленным, мужественным и одновременно детски-открытым лицом. Он как-то совершенно забыл про эту каморку. Точно стены раздвинулись, не стало ни грязных окон, ни потолка над головой… Улыбка, начавшись с одних глаз, осветила все лицо, забрала в себя все невидимое пространство, и вдруг раздалась соловьиная