Едва увидев свата, Сэйдзо набросился на него с упреками:
– Не ожидал я от вас, Ситиэмон-доно[77], такого коварства. Вот уж, право, удружили так удружили, сосватали мне жену с этакой болезнью!
– С какой еще болезнью? Впервые об этом слышу. Объясните же наконец, в чем дело.
Сэйдзо пересказал свату все, о чем узнал накануне от приятелей.
– Так-то вот, Ситиэмон-доно. А холода уже не за горами. Вряд ли люди врут.
– Да мне и во сне не могло такое присниться, – пробормотал сват и, озадаченный, удалился.
Время летит быстро, холода миновали, и с наступлением первых теплых дней отвергнутая Сэйдзо жена принарядилась и вместе с матерью вышла из дома, чтобы посетить каждого из пяти его товарищей, столь жестоко ее оговоривших. В кимоно модной раскраски, подол которого изящно отгибался при каждом шаге, молодая женщина казалась еще прелестней, чем прежде, – прохожие на нее так и заглядывались.
Каждому из друзей Сэйдзо она говорила:
– Холода прошли, а я, как видите, совершенно здорова. Даже простуда меня не берет.
Напоследок она явилась к своему бывшему мужу и, сказав ему:
– Ничего худого со мною не приключилось, можете сами убедиться! – тотчас же ушла.
Только теперь Сэйдзо понял, что дружки нарочно ввели его в обман, дабы разлучить с любимой женой. А тут еще, как назло, все его знакомые не переставали удивляться:
– Почему вы расстались со своей красавицей женой? И добрая она, и приветливая. Да такие женщины встречаются одна на тысячу!
Они жалели Сэйдзо, как будто он по неосторожности выронил кошель, набитый деньгами. А кто-то ненароком обмолвился:
– Говорят, она снова собирается замуж. Везет же тому, кто сумел заполучить такое сокровище.
До чего же горько было Сэйдзо все это выслушивать!
Между тем наступил конец года, и Сэйдзо по обыкновению засел было за амбарные книги, однако тут же их бросил, решив, что теперь эти хлопоты ни к чему, ведь встречать Новый год ему не с кем. Жизнь стала ему немила, и с утра до вечера он только и знал, что повторять: «Вот жалость-то, вот досада!»
Перед праздником он не сходил к цирюльнику, не заказал себе нового нарядного кимоно, не стал украшать горку Хорай[78], не купил лангустов, не поставил у ворот украшение из сосны и бамбука. Зачем, если рядом нет любимой жены? А потом и вовсе слег в постель.
В первый день Нового года ярко светило солнце, на небе не было ни облачка. За дверью то и дело слышались голоса желающих поздравить его с праздником, но Сэйдзо всякий раз приказывал слуге: «Скажи, что я маюсь животом и не встаю», – да поглубже зарывался в одеяло.
Спустя какое-то время с улицы донесся шум и оживленный говор – мимо его дома проходила свадебная процессия. Ребятишки задорно выкрикивали: «Окатить жениха! Окатить жениха!»[79] Им вторили взрослые.
Сэйдзо вскочил с постели и выглянул наружу.
– О, никак, это Магоскэ из нижней части города! – воскликнул он. – На ком же он женится?
– Еще