– Каюсь, однажды и я выдал себя за… угадайте наперёд за кого…
– За Пушкина, что ли?
– Никогда не догадаетесь, за себя самого.
– Ой, Николай Васильевич, расскажите, с ума сойду от нетерпения услышать от вас истуар…
Горе от ума
«По дороге из города N в черт его знает какую дыру, мне довелось разговориться с важной персоной. Дорожная атмосфера, сами знаете, способствует сближению. Лошади бубенцами звенят монотонно, ямщик лошадей своих наругивает – более от скуки, чем по необходимости. «Чтоб вашим внукам овса не видать! Чтоб вам самим без подков до Казани скакать! Чтоб вся ваша тройка строптивая разогналась да взлетела, аки птица безумная, да исчезла с глаз долой вместе с коляской постылой! – разъярялся ямщик, забывая о том, что сам на постылой сидит, как император на троне. – Чтобы у тебя все спицы повыскакивали!» – переходил он на коляску и добавлял кое-что непечатное. Особо он отмечал немцев, поляков, французов и англичан, коих он поносил всяческими словами – более всего за железные дороги. Они у него еще хуже лошадей оказывались, хотя хуже их, по его словам, никого в мире не было. За оконцем зима: солнышко, мороз. Поля алмазами усыпаны, как сказал бы поэт, хотя ежели оставить его в поле одного на морозе, так он любоваться природой не станет, а побежит к первой попавшейся избе греться, к той самой, какую он в своей поэзии превозносит, а в жизни презирает. Кстати, об алмазах! На груди у персоны из-под распахнувшейся шубы алмазы поблескивали на орденах.
– Позвольте полюбопытствовать, – обратилась персона от скуки ко мне, – что вы записываете в книжке своей записной? Великолепие описываете русской природы?
По правде сказать, я записывал речь ямщика. Уж больно витиеватая ругань неслась с облучков на все, что ни попадя. Особливо от него доставалось тем, до кого он своими кнутом не мог дотянуться, в том числе и до статуи бога Гермеса Трижды-противного, коего он видел в каком-то поместье за оградой лет эдак десять назад и посчитал демоном.
– Роман сочиняю, – отвечаю его превосходительству.
– Как называется сие сочинение?
– «Мертвые души».
– Мистическое что-нибудь или в поэтическом духе? – спрашивает персона.
– В сатирическом.
– Ах, в сатирическом?! Это интересно. Зачтите что-нибудь нам.
Я и прочел ему начало «Мертвых душ» о безымянных мужиках, обсуждающих достоинство брички Чичикова. Его превосходительство выслушал меня и говорит:
– Ерунда какая-то у вас получается. Вам поучиться сатире у Гоголя надобно. В «Ревизоре» у него совсем другое дело. Я вам тоже цитату зачту. Как там у него в начале? «Мой дядя слыл нечестным малым, а был, меж тем, честнейших правил. Когда ж наследство получил, он уважать себя заставил». Как сказано! Дядя стал-таки фигурою, а вот племянник не только не возвысился в нравственном смысле, но и упал, покатился, можно сказать, с лестницы вниз: его, оскорбившего всех