– «Красная новь», – ответил Есенин.
– Знаю. Редактор – Воронский. Хороший журнал. Я там тоже печатаю свои статьи. Правда, там же публиковал резкие выпады против меня Вардин… Вы с ним не знакомы? – словно невзначай спросил Троцкий.
– Нет, то есть я познакомился с ним через Анну Берзинь, это было в Кремлевской больнице. Он настойчиво советовал начать работу над темой революции и ее вождей.
– Вождей, конечно, Зиновьева, Сталина, Каменева, Бухарина? – вставил Троцкий. – Ну, а вы? – продолжал выпытывать он.
– Энтузиазма не проявил, – вывернулся Есенин.
– И навлек гнев высокопоставленного большевика?
– Напротив, он даже предложил поселиться в его великолепной квартире.
Троцкий насторожился.
– Но я отказался. Не желаю быть обязанным.
– Как всегда, вы поступили опрометчиво, Сергей Александрович! И скоро это почувствуете, последствия не заставят ждать… – Он отошел к столу, сел на стул, потянулся и, не стесняясь, широко зевнул. – Извините, не высыпаюсь! Дел по горло!
«Лев разинул пасть, – насмешливо подумал Есенин. – А зубы-то у тебя вставные…»
И отчаянно, словно ныряя в этот «омут» с головой, спросил с неподдельным трепетом:
– Лев Давидович, только откровенно… Вы лично считаете меня антисемитом?
– Ну вот! Опять на колу мочало… – Не сразу нашелся Троцкий. – Глупость! Знаете, Сергей Александрович, стоит мне лишиться своего могущества, как эти сосновские, устиновы, бухарины не стесняясь и меня обвинят в русофобии. Они будут спрашивать со страниц газет и прочих изданий: «Может, происхождение Бронштейна-Троцкого мешает поверить в историческую возможность русского народа?» Никакой вы не антисемит, так же как я никогда не был и не буду русофобом… – Как бы отвечая уже не Есенину, а более серьезному и грозному оппоненту, Лев Давидович вновь превратился в «трибуна» вождя революции. – Просто работает система, созданная Лениным для захвата и удержания власти любой ценой. И эта система, в создании которой и я принимал активное участие, сумела разрушить Российскую империю не потому, что она более эффективна и совершенна, а потому, что ее набор средств борьбы за власть не имеет никаких морально-этических ограничений. И эта игра на национальных чувствах – лишь небольшое и не самое ужасное средство для выживания! – Троцкий поглядел на часы. – И хватит об этом! Хотите издавать журнал?
– Это так неожиданно, Лев Давидович, – опешил Есенин, не ожидая такого поворота.
– Ну почему же… Не надоело зависеть от Воронских, Устиновых и прочая, прочая? Начинайте свое дело! Денег я дам, сколько потребуется, только определитесь, с кем вы, Есенин! Но… если в вашем творчестве не произойдет поворота, ваш поэтический путь для меня закончится, вы меня поняли?
– Понял, – коротко ответил Есенин. В голубых глазах его блеснули льдинки, зубы крепко сжались.
– И еще, Сергей Александрович, – продолжал Троцкий тоном покупателя,