– Да нет же, кроха… Я уже болел оспой, мне ничего не грозит, честное слово… – Отец смутился и растерялся еще сильней.
Он не лгал, и Спаска недоумевала: почему же тогда у него на лице нет никаких пятен? Ведь дед ее учил…
И лишь немного успокоившись, она заметила и как сильно отец устал, и насколько проголодался, и что тело его горит от случайных ожогов, а дым разъел не только глаза, но и все внутри, и теперь ему больно и тяжело дышать. Спаска благоразумно слезла с его коленей и села рядом, лишь кончиком пальца касаясь его рубахи, – это почему-то успокаивало ее, давало уверенность в том, что отец сидит рядом с ней наяву, а не в грезах.
Девица, все еще сердитая, разложила на столе ужин: рассыпчатую перловку со сливочным маслом, целого жареного цыпленка, большую пышную ватрушку с творогом, печеные яблоки и поставила кринку топленого молока. Спаска не переставала удивляться: в городе каждый день и не по одному разу ели так, как в деревне по праздникам. Сколько же тут должно жить цыплят, если за ужином все будут съедать по штуке?
– Слушай, принеси еще три бутылки вина. Ко мне придут гости, – пробормотал отец, схватившись за ложку.
– Девочке пора спать, – строго сказала девица, – а ты собрался принимать гостей?
– Ну… мы ей разве помешаем? – виновато пожал плечами отец.
– Это нехорошо, что у девочки нет своей комнаты. Твои гости будут ходить туда-сюда, дверьми хлопать. И это не дело – бражничать, когда здесь спит дитя.
Да, вот такие странные порядки были в городе… В деревне все жили в одной комнате, и Ратко, например, вовсе не заботило, спят дети или нет, если он возвращался домой пьяным.
– Я потом что-нибудь придумаю… – Отец смешался еще больше. – А сегодня… меня давно ждут.
Он подумал немного, глотая ужин, и, когда девица была уже у двери, крикнул ей вслед:
– Ладно, не нужно вина. Я найду другое место…
Спаска схватила его за локоть и замотала головой:
– Нет, не надо! Мне гости не будут мешать, честно… Не надо, не уходи…
Сначала в дверь постучался богато одетый и очень высокомерный человек. Он приехал верхом (Спаска слышала цокот копыт за дверью), вошел в комнату и, скинув плащ, долго оглядывался по сторонам, словно не догадывался, что его следует повесить на вешалку.
– Нету у меня прислуги, Нравич, нету, – рассмеялся отец в ответ на недоуменный взгляд гостя.
– Да я и не рассчитывал… – пробормотал гость и повесил-таки плащ на вешалку. Плащ у него был очень красивый, со стальным отливом, на собольем меху с оторочкой из горностая.
Гость не торопясь снял перчатки (руки у него были тонкие и белые, холеные), прошел к столу, звеня шпорами, и водрузил на середину бутылку вина.
– Это из подвалов Белого Оленя. Пожаловано всем, кто ночью был на площади Речной Заставы. Можешь не сомневаться – стоит не меньше золотого лота.
– Может,