– Прошу вас, послушайте меня; дайте мне хотя бы возможность проверить, обоснованы ли мои опасения. Разрешите начать расследование, позвольте мне провести вскрытие собаки…
– Что? Мне что, теперь ходатайствовать перед прокуратурой, чтобы вам позволили преследовать каких-то придурков, подражающих сатанистам с их ритуальной хренью? Черта с два. Почему вы такой упрямый, Меццанотте? Учитывая вашу ситуацию, вы пока неплохо справляетесь, и я доволен вашей работой. Не надо все портить. Наберитесь терпения, и вы увидите, что вскоре все само собой наладится.
– Комиссар, вы не понимаете…
– Я не понимаю?! – взорвался Далмассо, стукнув кулаком по столу. – Если кто и не понимает что-то, так это вы, Меццанотте! Я радушно принял вас здесь и до сих пор всегда относился к вам с вниманием, потому что доктор Вентури, которого я очень уважаю, попросил меня об этом в качестве личного одолжения. Но мое терпение имеет пределы, и если это будет продолжаться, я буду вынужден применить к вам дисциплинарные санкции. Вы слышали меня, инспектор? Возьмите себя в руки, пока не стало слишком поздно.
Меццанотте попытался было что-то ответить, но понял, что это бессмысленно, и сдался. Все пошло не так. Теперь уже не было никакой возможности исправить ситуацию.
– Отлично! – воскликнул Далмассо в ответ на его молчание. – А теперь уходите. Убирайтесь – и уберите отсюда это дерьмо, – добавил он, указывая на лежащую на стуле собаку, казалось, укоризненно и печально смотрящую на комиссара остекленевшими глазами сквозь свой полиэтиленовый саван.
Включенные на максимальную громкость, динамики «хай-фай», на покупку которой он пожертвовал свою первую полицейскую зарплату, изрыгали музыку, как вулкан – раскаленную лаву.
Sitting here like a loaded gun
Waiting to go off
I’ve got nothing to do
But shoot my mouth off[20].
Пенящийся от ярости голос Генри Роллинза был разорванным, судорожным криком, который парил на колотящейся ярости ритмов и мучительных гитарных риффов, как на диком родео.
Меццанотте, сидя на своем диване, обхватив голову руками среди оглушительного грохота, все еще проклинал себя за катастрофу, в которой он был виноват. Еще одну из многих…
Он был один дома. Аличе, должно быть, отправилась на выставку, на которую Рикардо должен был сопровождать ее в то утро. Если память ему не изменяла, она собиралась в галерею, а вечером ее ждал деловой ужин. Впереди у Меццанотте был длинный, пустой день, который он потратил на самобичевание и жалость к себе.
I know the world’s got problems
I’ve got problems of my own
Not the kind that can’t be solved
With an atom bomb.
От яростных ритмов «Gimmie Gimmie Gimmie» вибрировали стекла в гостиной, а в животе у него урчало. Он знал, что скоро старик внизу начнет стучать метлой по потолку, но в этот момент ему была совершенно необходима вся та притупляющая сила, которую несла в себе эта музыка, и если