Богатство семьи, в которой я родилась, не было нажито трудом моих родителей или их родителей, так как принадлежало нашему роду веками и потому воспринималось нами как должное – разумеется, с должным пиететом – и нечто такое же прочное и незыблемое, как сама Семья, как старинная усадьба или та сокровищница семейных реликвий, которую передают из поколения в поколение.
Все, кто в России принадлежал к определённому кругу, знали примерные суммы доходов друг друга, и, за редким исключением, мало что могло повлиять на эти доходы коренным образом. Казалось очень естественным слышать, как люди вокруг говорили: "Когда такой-то женится, он будет иметь столько-то в год", – ведь всем было известно, сколько землевладений и усадеб принадлежит его родителям и какой образ жизни те ведут. Редко, очень редко мы могли стать свидетелями крушения огромного состояния в силу чрезвычайных обстоятельств, но то было событие столь необычайное, что производило эффект грома среди ясного неба, оставаясь главным предметом обсуждений ещё долгое время. В основном же мы чувствовали себя в полной безопасности, и выражение "Ах, он владеет целым состоянием!" можно было услышать на каждом шагу.
Ребёнком я часто гуляла с мамой в окрестностях нашего поместья, и та любила приговаривать: "Посмотри на этот дуб – ему две сотни лет, он помнит ещё Петра Великого", или "Видишь этот овраг? Он здесь со времён разбойника Кудеяра3", или "Эта аллея была высажена твоим прадедом, а вон то дерево – твоим отцом", – и так до тех пор, пока я мало-помалу не прониклась чувством, что всё, меня окружавшее, такое же древнее, как сам Род. И это касалось всех аспектов нашей жизни. Церковь? "И врата ада не одолеют её!"4 Царь? "Боже, храни его, дабы он правил нами вечно!" Наши дома? Словно гнёзда могучих орлов, которые никому не под силу разорить! Так была воспитана я и почти все девочки моего поколения и сословия. Когда мы подросли, стало ясно, что грядут большие перемены, но в годы нашего детства мы знали лишь это чувство величия и защищённости. А затем пришла Революция, и всё, что нас приучили считать незыблемым, непоколебимым, было уничтожено в два счёта. Самодержавие, царь, усадьбы, дома, наше наследие – всё было сметено, и те из нас, кому посчастливилось уцелеть, были оставлены прозябать в нищете и беспомощности на обломках цивилизации, что некогда звалась Российской империей. Разбросанные по миру, мы делали всё возможное, дабы приспособиться к этой новой реальности, и тот, кто никогда не переживал подобного, будет не в силах понять, каково это – полностью изменить прежний уклад, забыть всё, чему тебя учили, и выучиться всему заново.
Мой первый год в Америке был очень тяжёлым, всё вокруг казалось таким странным и незнакомым, и я – взрослый человек – чувствовала себя ребёнком, который пытается брести на