Ты говоришь, что я суккуб. А я отвечаю, что меня просто влечет, просто влечет, и я могла бы с этим справиться.
Правда, мне совсем не хочется справляться, и каждый раз я закусываю губу и скрещиваю пальцы, чтобы пронесло.
Три раза из десяти проносит.
Семь раз меня выворачивает наизнанку от несовместимости и неизбежности.
Мы повязаны, помолвлены где-то на небесах.
В утренней газете, которую принес мальчишка-почтальон, которую я собиралась сразу же выкинуть в мусор, но увлеклась статьей о домашнем насилии. Вот, в этой самой газете, написано, что хорьки – членовредители.
Кому пришло в голову такое писать?
Ты знаешь, я люблю хорьков. Я всех зверей люблю намного больше, чем людей. Потому что у животных нет оценочной системы, нет осуждения, и нет немого упрека в том, что ты на них не похож. Они принимают тебя как данность.
А мне нравится, когда меня принимают как данность, не пытаются перекроить, и не называют глупой и бестолковой.
Значит, из-за этой статьи о хорьках я передумала отправлять гнусное печатное издание в мусорный бак.
Возмущенно сидела, стучала ложкой о края кружки, в которой впервые в жизни заварила себе по собственному почину черный кофе с одной всего лишь ложкой сахара, качала ногой и думала о том, как бы тебе это понравилось.
И как бы тебе понравилось, если бы я надела не комбинезон с пятнами краски (я рассказывала тебе в письме, что поступила на вечерние курсы в академию художеств, и там из меня и моей бездарной мазни пытались сделать нечто удобоваримое. Естественно, у них ничего не вышло), а напялила вместо этого вечернее платье с роскошным декольте или с разрезом до середины бедра.
На юбилей мучителей, на праздник издевательств, на десять лет со дня нашего знакомства.
Я очень хорошо помню, как все было тогда. Ты не понравился мне сразу же. Можно сказать, это была неприязнь, граничащая с ненавистью, с первого взгляда.
Мы были в гостях у моей давнишней приятельницы. Выпивали, играли в словодел, и немного в шарады, а потом собирались посмотреть романтическую комедию.
Но ты приехал. Мы выбежали в пижамах и тапках на босу ногу, в снегопад, вылавливать тебя из заснеженного такси.
Ты улыбался, разматывая шарф, обернутый трижды вокруг красивой шеи.
Ты сделал несколько шагов, поскользнулся и распластался прямо у моих ног.
Я залилась краской и растерялась. Моя знакомая кинулась тебя поднимать, а я смеялась, высунув язык, ловила снежинки, думала о том, до чего же все хорошо, славно и правильно.
Ты уселся, подмяв под себя сугроб и бежевое пальто, стянул с головы шапку и тоже принялся ловить падающие хлопья снега.
Нам было не до вина, не до моей знакомой в тот вечер. Она смотрела фильм в одиночестве, в темноте, в отдельной комнате, пока мы с тобой страстно спорили на кухне о том, кто выносливее – гусь или лебедь, кто талантливее – Ахматова или Цветаева, с кем лучше целоваться – с любимыми или случайными знакомыми.
Мы