– Тут пятно, Феликс, – тормошил его Тмян, – какая-то муть!
– Блик. Или брак? – кусочек карты в самом деле вышел нерезко, размыто.
– Какие блики?! Всё многократно компенсируется! – теперь шелестящую плёнку перехватил Иванов. И тут же забегал пальцами по сенсорике экрана. – Так. С вероятностью шестьдесят два процента это аномальное уплотнение атмосферы. Скорее всего, если судить по спектру – водяные пары. Это же…
– Ребров!! – Тмян уже терзал коммуникатор. – В точку, – он схватил карту, – 16—32, срочно! Относительные координаты получишь по сети. Не успеваешь – сообщи, вышлем джет! Действуй!
Сил уже не осталось, руки казались налитыми чугуном, а на плечи как будто навалили десяток кислородных баллонов. Последние полчаса Вениамин не смог сдвинуться ни на сантиметр, и только зря тратил воздух, ворочаясь в вязкой темноте. Давно закончилась скала, бывшая ориентиром голове и рукам. Поднялся ли он с тех пор вверх, Веня сказать не мог, как и не знал, сколько осталось до поверхности.
Что-то изменилось в окружающей тьме. Это зелёный огонёк воздушного датчика сменился тревожным оранжевым. «Не повезло», – отметила часть сознания, которая не утонула в страхе смерти и ещё могла наблюдать и анализировать. Остальной Решетов был полон оцепенелой апатией и беззвучной паникой. И агонизирующей надеждой, которая разгорелась вдруг снова, когда в тишине его могилы, наполненной раскалённым дыханием и набатом крови в ушах, возник новый звук.
Механический зверь стучал и двигался наверху.
– Я здесь! – забился Веня внутри скафандра, сжатого десятками тонн грунта. Задёргался, сжигая последние глотки кислорода, но стараясь успеть рассказать:
– Внизу есть вода…
Огонёк стал красным, и Решетов не смог вдохнуть. Несколько минут он ещё сопротивлялся удушью, потом жгучая боль разодрала ему грудь, и наступила темнота.
Когда Ребров ухватился за его вздернутую кверху ладонь, Вениамин был уже почти мёртв.
Новые жилые корпуса поставили в пятидесяти километрах к северу, в надёжной котловине, а сразу после них развернули спортивный купол с бассейном. Там постоянно были люди, большей частью со станции, но приезжали и с ближних секторов. Пару раз даже американцы залетали, подивиться. Проплыть два-три километра после трудового дня стало доброй традицией. По выходным на вышке развлекались прыгуны: выделывали такое, что чемпион последней Олимпиады съел бы от зависти плавки.
Решетов приходил поздно вечером. Нагрузки ему были пока запрещены, поэтому Вениамин просто ложился на воду и смотрел сквозь купол в близкое фиолетово-коричневое небо. Искусственная волна лениво качала его, попадая в такт таким же медленным