Первые мгновения нашего знакомства вселили в меня недоверие. Недоверие к М как к моей будущей невесте и жене и матери наших будущих детей.
Потом между нами лежало нечто пугающее, смутное, трудно определимое. Это была та история из прошлого, которая расплывалась на смутные пятна для меня. Того мутного прошлого, которое она прожила, которое было с ней и останется до самой смерти. И мне никогда уже его не выкорчевать, не выжечь каленым железом.
Это неверие в женщину было чрезвычайно разрушительным. Между мной и М будто сразу, с первой минуты нашего знакомства пролегла пропасть, темная расщелина ее прошлого, которая незаметно перерастала в провал нашего будущего.
И хотя Мелисса позже так и не призналась мне в проституции, в работе в эскорте и в танцах гоу-гоу, в глубине души я ей не верил.
Для любого мужчины самые большие страхи – страх измены, страх предательства. А самая большая жертва – отказаться от своей внутренней свободы. Сам я не готов был на большие жертвы. Тем более не собирался на ней жениться.
Я рассуждал, что, если она может предать влюбившегося в нее человека, мужчину, который согласился отказаться ради нее от самого дорогого – своей свободы, то что же будет со всеми остальными? Я думал, если она подрабатывала проституцией, то что ей стоит переспать с другим. Что ей стоит переспать с кем-нибудь, чтобы получить желаемое. Да чтобы просто понравиться или завоевать чью-то симпатию. Если она позволяла трогать себя в приват-кабинке, то, значит, порог доступа к ее телу низок. Только заплати немного денег, и вперед…
Но эти мысли, которые терзали, рвали меня на куски, были прежде, до того, как Мелисса ушла. А теперь, после того как она бросила меня, стоит ночи пролить свой звездно-лунный свет, как я вскакиваю и бегу искать ее в поглотившей бездне, в темноте. Я, наверное, действую как лунатик, потому что сам не знаю, зачем и куда двигаюсь. Я просто брожу по городу.
Порой, когда девочка-зазывала протягивает мне рекламу очередного стриптиз-клуба, например «Бессонница» или «Луняшка», я тут же иду по указанному адресу, держа в уме, что первый раз увидел Мелиссу в подобном заведении. Я спускаюсь за ней в неведомые подвалы, затаив дыхание, как Орфей спускался к Эвридике.
Там я сижу за столиком и вглядываюсь в полуобнаженные тела девиц, пытаясь поймать знакомый образ, жест, уловить черты ее лица в других лицах. Я всматриваюсь в бесконечных красных шапочек, Белоснежек, ведьм, гномиков, троллей, снежных королев и еще черт знает кого.
Я не танцую, я просто смотрю на отплясывающих у пилона – у этой оси-указки моего теперешнего мира – учительниц, медсестер, девочек-нимфоманок в школьной форме. Иногда я засовываю деньги им в трусы, чтобы сравнить их кожу с бархатной кожей Мелиссы, температуру их ледяных тел с ее теплом. С таким же успехом я мог бы гоняться за призраками в подворотнях. Впрочем, иногда я пытаюсь поймать не мельтешение лиц, а лунные блики, зайчики цветомузыки, гуляющие по полу и столику.
Я думаю, что Мелисса