– Он мне денег даёт, – просто объяснила Стеша, – а при тебе лишит.
Заветной мечтой всех арфисток было найти «папашу» – состоятельного клиента, который возьмёт в полюбовницы и выделит содержание. Пусть и небольшое, но достаточное, чтобы уйти на приличную работу. Стеше повезло: на каком-то биржевом банкете она встретила капитана Севастьяна Михайлова, старшего брата Дорофея. И добропорядочный Севастьян, не знавший никаких баб, кроме жены, потерял голову от арфистки. Он сам уговорил девицу оказать ему милость и принять в «папаши», и за пять лет ни разу не просрочил платёж.
Хотя и не осмелился позвать на свой пароход – боялся огласки.
– Ну как Севастьяна угораздило с тобой связаться? – спросил Дорофей с досадой и болью. – Ему же якорь на ногу урони – он матом не сругнётся!
– А я-то грешница, – засмеялась Стеша. – Мой ангел – его чёрт.
Она повернулась на бок и оперлась локтем, глядя на Дорофея. Дорофей с благоговением провёл ладонью по её крутому бедру. Рыжеватая и белокожая, Стеша словно светилась в темноте. Получив что желал, Дорофей всё равно не мог избавиться от телесного влечения к этой бабе. Стешино непокорство судьбе и спокойное согласие с греховностью жизни томило Дорофея жаждой обладать Стешей всецело, ведь он привык быть капитаном и хозяином.
– Может, мне дом у Севастьяна спалить?
– Зачем, дурачина?
– У погорельца денег на тебя не будет.
– Для меня он вывернется, да отыщет.
– Стешка, горе моё, ну брось ты Севастьяна! – страдальчески взмолился Дорофей. – Севастьян уже кончился! Якутова, пароходчика его, убили, а все деньги большевики скоро отменят! На кой ляд тебе Севастьян? Вот он я!
– У большевиков кишка тонка деньги отменить, – усмехнулась Стеша.
Она не была корыстной. Ещё в арфистках она родила, и сынишка теперь жил у знакомой бабки в Кунавинской слободе возле Нижнего. В навигациях Стеша зарабатывала деньги для сына. Дорофей это знал и всё понимал.
– От тебя-то, мой милый, ни рубля не дождаться, – мягко сказала Стеша.
Дорофей тяжело вздохнул: всё правда. Ни о чём не заботясь, он пропивал и прогуливал жалованье, а оставшиеся крохи потом покаянно уносил домой. Как и брат Севастьян, он тоже был женат, и у него тоже было трое детей.
Где-то в глубине тёмного леса вдруг протяжно завыл волк. Этот тонкий и тоскливый вой будто бы выявил какой-то другой мир, в котором нет радости, нет любимой бабы, нет борьбы, а есть одно лишь сожаление о несбывшемся.
– Стешка, а ежели я всё переменяю? – испытующе спросил Дорофей.
– Что переменяешь?
– Революции на старое наплевать. Теперь всё сделалось можно.
Я уйду от Прасковьи, от детей уйду и по новой на тебе женюсь.
Стеша придвинулась к нему и погладила по лицу.
– А совести-то хватит?
Дорофей яростно поскрёб пятернёй кудлатую голову.
– Не хватит – дак сопьюсь, – честно ответил