– Дааа… – все еще всхлипывая отозвался трехлетний Леша.
– Ну, все уже, не реви. Папка успокоился, мамка твоя в порядке. Сегодня уж не будут ругаться. Так? – он грозно сдвинул брови, глядя на Григория, который только устало кивнул. – Видал? Смотри, что у меня есть! – Михаил запустил руку в карман и выудил оттуда горсть конфет-леденцов.
Чумазая мордашка Лешки расцвела улыбкой и он, двумя руками сгреб конфеты и закричал сестрам:
– Нате! У меня много!
Михаил улыбнулся и спустил на землю мальчика, который тут же кинулся к сестренкам, протягивая им не так часто виденное лакомство. Только старший, восьмилетний Паша не двинулся с места, продолжая стоять рядом с матерью и поглаживая ее по руке, чтобы успокоилась.
– Идите в дом, там и поделитесь. – Михаил выпроводил ребятишек и повернулся к забору. – Цирк окончен, шуруйте по домам. Нечего глазеть! Ни стыда, ни совести! Почему не остановили?
– Иваныч, ну ты это… Не очень-то! Гришка же как заведется – бешеный. Не хватало еще под раздачу попасть.
– А глазеть, как он жену гоняет – самое оно, да? – Михаил сдвинул брови, и соседи живо ретировались, зная его суровый характер.
Он постоял минуту, подождав, пока они разойдутся и рывком поставил на ноги Григория.
– Угомонился? – дождавшись ответного кивка, он продолжил. – Ну, слушай теперь меня. Что тебе Дарья плетет – забудь! Не от большого ума она это делает и с плохой целью. Ей деньги твои нужны, которые ты на семью тратишь. Понял? Пока ты с Машей не жил, сестру холили и лелеял, а теперь ведь не даешь ей почти ничего? – Григорий помотал отрицательно головой. – Вот, то-то! Осмысли. А то выдумал, бабу слушать, да под ее диктовку жизнь свою ломать! И еще вот что. Дети твои все. Я тебя маленького, как облупленного помню. С горшка перед глазами бегал. Каждого из твоих точно так же вижу. Нет на деревне больше похожих на отца детей, понял? Хочешь, в город можно поехать, пробу или как там оно называется, тест, что ли, сделать. Да только это денег больших стоит и совсем надобности в этом нет.
Григорий притих, вслушиваясь с слова Михаила, которые падали как бальзам на душу, после всего того, что наговорила ему опять сестра.
– Дарья Машу твою всегда терпеть не могла. Вот и пакостит по-бабьи. Только не понимает того, что пакостит ей, а сядешь ты. Сядешь, Гриша, я тебе точно говорю. И если еще хоть раз Машку пальцем тронешь – я сам этим займусь. И заявление ей забрать уж не позволю. Понял? И Петрович меня послушает, ты знаешь. Он от вас так уже устал, что готов из участковых увольняться уже. Так что сильно рад будет, если ты ему повод дашь тебя упрятать.
– Что делать-то, Иваныч? – Григорий опустил голову, не решаясь глянуть в сторону жены.
– Живи как человек, а не как скотина бессмысленная. Цени, что имеешь, ведь потерять все сегодня мог. И жену, и детей, которых в детдом бы мигом отправили. Что смотришь? Знаешь же, что правду говорю. Где