– Что ты вокруг нее ходишь? Не знаешь, как девку уломать, что ли? Действуй!
Евдокия на тот момент влюбилась в Егора уже по самую макушку. Даже уши остались за той чертой, когда голова еще включается, а совесть, шагнуть туда, откуда возврата уже не будет, не дает. На уверения милого Евдокия отнекивалась недолго. Верила… А только, зря, как оказалось. Вся любовь их с Егором закончилась сразу, как только она сказала ему, что ждет ребенка. Те же «друзья», что и прежде, подняли, ошалевшего от неожиданности, Егора на смех:
– Мало ли, от кого нагуляла! Ну ты и лопух, Егорушка! Нельзя же таким доверчивым быть!
Все, что он тогда сказал ей, Евдокия выслушала спокойно, без воплей и слез. Молча кивнула, легонько толкнула ладонью в грудь, заставив шагнуть за порог и закрыла перед носом дверь. А потом, дождавшись, пока шаги Егора по гулкому длинному коридору общаги стихнут, села на табурет у маленького столика, где еще лежали ее тетрадки и учебники, и завыла. Плачем это назвать было сложно. Это был уже солидный такой, прорезавшийся, бабий вой, который появляется только тогда, когда понимает женщина, что выхода нет, а идти дальше все равно придется.
С того дня Евдокия стала Дуськой. Слухи по поселку разлетелись вмиг. Кто-то стыдил Егора, кто-то ее. И только Наташка, с которой Дуся никогда прежде не общалась толком, пришла как-то вечером к ней, поставила на стол литровую банку с медом:
– От бати моего. Пасека у родителей своя.
А потом оглядела комнату, покачала головой, и сказала:
– Не реви, дурочка! Теперь не одна будешь. А на чужие языки внимания не обращай. Потреплют тебя, обмусолят и выплюнут, когда найдется другая такая. Надолго никаких сплетен не хватает.
Дуся потом не раз думала, что не будь рядом Наташки, она не выдержала бы всего того, что случилось после. Именно Наташка держала ее, не жалея и не давая раскиснуть. Ругала, заставляла что-то делать и не спускала с нее глаз. Это позже уже Дуся узнала, что делала это все Наталья не просто так.
– За сестру грехи замаливаю. Такая же была, как и ты. Глупая. Нагуляла, а потом не вывезла. Будь я рядом – может и уберегла бы ее. А я любилась со своим Сашкой… Не до того мне было.
– Что случилось с ней?
– Ничего хорошего. Не спрашивай! Не хочу об этом! Одно могу сказать, сестры у меня больше нет, а есть хороший памятник, который мы с Сашкой поставили ей… И фотографию тоже нашли хорошую. Она там молодая и красивая. Такая, как была… До всего…
Дуся спрашивать больше ничего и не стала. И так все понятно было. Но прятаться от Наташки перестала и не обращала больше внимания на ее резкие слова и подначки.
Ребенка Дуся потеряла на пятом месяце. Очнувшись в больнице, не сразу поняла, что случилось. Последнее, что помнила, был цех, где работала, и испуганные глаза напарницы:
– Дуся!