«Да так». И тут понимаешь, что тебя раскусили. Пока ты выбирал между правдой и репутацией, тебя уже раскусили, и теперь ты жалкий мальчишка, провожающий сестру. А может, она поняла всё про меня еще раньше, как только увидела.
«Ты можешь меня нарисовать?»
«Тебя? Могу» Совсем идиотский ответ. Ты ведь точно знаешь, что лица у тебя выходят непохожими. А может она хочет не лицо, а… лучше не думать об этом. Но как-то же люди договариваются с натурщицами. «Вру, не смогу, не умею так хорошо рисовать». Ну, и какого черта ты принялся говорить правду? Что за жажда искренности вдруг проснулась?
Упустил я повод ее пригласить.
Жили мы вдвоем с мамой в двухкомнатной квартире. И надо же, мама уехала к родственникам в деревню. Должна была вернуться через день, но разыгралась метель. Трудно было увидеть что-то за пять метров. Вечером погас свет.
Мы возвращались от братьев Секачевых. Ехать Светлане надо было на пригородном автобусе. Мы прятались в остановочном павильоне. Пробирало до костей, а на Светлане всё та же юбка. Все сроки последнего рейса прошли, на остановки ни души, время неумолимо приближалось к полуночи.
«Пойдем ко мне, переночуешь. Мамы нет… Ты в моей комнате ляжешь, там закрыться можно, а я в зале».
«Ну что ж, выхода нет», – глаза Светланы сверкнули из-под темноты обернутого вокруг шеи шарфа и надвинутого на лоб капюшона. В ее словах была ирония, и суеверная мысль мелькнула: «Ведьма! Она и вьюгу наколдовала!»
Отступать было поздно.
Развели варенье водой, и пили морс при свечах.
«Выпить у тебя есть?» Тогда именно так и говорили, не «Вино у тебя есть?», а именно «Выпить», потому как популярнее спирта в нашем городе в тот год напитка не было.
Первый раз по-настоящему я напьюсь только спустя полгода, а в ту ночь меня качало и без алкоголя, в такт пламени свечи, которое танцевало, когда мы перемещались в комнату посмотреть мои рисунки, плясало от перекладываемых листов, трепетало от дыхания. Наши лица невольно сближались, чтобы лучше было видно, чтобы слышен был тот шепот, на который мы перешли.
Не помню поцелуя. Да он и не был первым в моей жизни. Зато помню, как коснулся губами груди. И удивился – вокруг соска росли волосы. Я замер. А Светлана засмеялась: «Ну, смелей». Снизу шел отчетливый запах испорченной рыбы. Неужели так пахнут все девушки? Меня туда не влекло, я не хотел. То есть хотел, но не туда. Я так хотел кого-то, но чтобы пахло вкусно, чтобы не встречались жестки волосы, а ноги не царапали щетиной… А сам-то ты кто? Успевал вести внутренний диалог я. Лицо в прыщах, а мозг отравлен беспрестанным желанием. Но что это за желание, если в натуральном виде оно не проявлялось? Я упал рядом.
Дребезжало стекло, порывы ветра кричали как стаи чаек, поскрипывала кровать. Её рука схватила мой ненавидимый мною отросток, и я почувствовал агрессивную нежность женских пальцев. Тянем-потянем вытянуть не можем…
И тут я подумал: «Это же мой первый раз» И в сознании поплыли обрывки ночных