Отдельно от артефактов на столе лежал старый револьвер, некогда принесенный на «Вятку» одним из клиентов. О наличии у клиента оружия Николай узнал слишком поздно, когда вернуться на станцию уже не представлялось возможным. В тот момент он не стал силой отбирать револьвер у клиента, который хватался за него каждый раз, заслышав любой звук, пугавший его до глубины души. Волкогонов почему-то чувствовал, что ведомый не станет стрелять, что пистолет служит ему лишь успокоением, овеществленной мантрой. После возвращения с маршрута клиент подарил его проводнику, еще не ведая, что все, побывавшее на Территории, перестает быть тем, для чего предназначалось изначально.
Николай взвесил револьвер на ладони, проверил, заряжен ли тот, и спрятал в карман пыльника, который до сих пор не снял. Взял в руки лампу и прошел в спальню, поставил ее в изголовье кровати и сел на скрипучую сетку, которая тотчас прогнулась под его весом. Закинул ноги на кровать и улегся прямо в верхней одежде, уставившись немигающим взором в потолок, где плясали отблески огня.
В этом доме он снимал комнату, когда случилась история со вспышкой. Завидев в небе зарево, пожилая хозяйка бросилась наутек, нимало не заботясь о том, что выскочила из избы в одном халате. Волкогонов тогда только-только задремал и спросонья не понял, куда с таким диким криком помчалась женщина. Он выглянул в окно и сначала не заметил селян, в ужасе бежавших прямо по шпалам в направлении города. Зато не заметить чудовищно яркий свет было сложно даже с зажмуренными глазами. Наверняка самой здравой мыслью каждого стало нападение неприятеля, какой-нибудь из ядерных держав, что решила испепелить станцию вместе с ее жителями. Волкогонов считал точно так же, но не понимал, зачем убегать от того, что неизбежно случится, ведь при ядерном ударе зона поражения будет такой огромной, что скрыться не удастся нигде, кроме специальных убежищ на случай атомной войны. В Бекетове таковых не было, в ближайшем городе – возможно, и были, но поди еще доберись дотуда. И в этот миг подступающая паника сменилась спокойствием, смирением, безразличием.
Улицы опустели в мгновение ока, а вот вспышка не исчезала. Дома не разрушались, небесный огонь не пожирал населенный пункт, лишь брошенные во дворах собаки выли с такой неистовой силой, что становилось поистине жутко…
Несмотря на то, что уже наступила ночь, за окном неожиданно посветлело.