– О чем я и талдычу! – поморщился Рябой, вытирая тыльной стороной ладони верхнюю губу. – Пойду лучше чай организую, а то новички не могут даже с керогазом справиться.
Керогаз стоял в другом углу зала, и разжигать его считалось почетным делом старожилов. Впрочем, более молодые проводники и впрямь понятия не имели, как с ним совладать, и посему предпочитали его не трогать. Рябой водрузил огромный пятилитровый чайник на керосиновую горелку и многозначительно посмотрел на других проводников, которые по привычке отводили глаза, не собираясь пялиться на его рыхлое лицо. Через несколько минут весело зашипело, и люди с кружками потянулись поближе, но Рябой первым взял чайник за ручку и наполнил кипятком кружки Волкогонова и Шабарова.
– Надо бы погреться, мужики, не ровен час до утра просидим, – делая осторожный глоток, высказал свою мысль Рябой.
– Пойду вывешу фонарь.
Николай медленно встал и вышел на улицу, где холодный ветер еще сноровистей забирался под пыльник и заставлял руки неметь от холода. Волкогонов вытащил из кармана коробок спичек и чиркнул одной, зажигая маленький огонек, поднес к фитилю керосиновой лампы, висевшей на гвозде над дверью станции. Это тоже был своего рода ритуал, который принадлежал старожилам. Считалось, что при зажженной лампе поезд подойдет ближе к ночи. А коли не зажечь – так и вовсе не придет.
Николай посмотрел на блестящие мокрые рельсы, уходящие вдаль и скрывающиеся за деревьями, слепым заученным движением сунул коробок спичек обратно в карман и присел на лавочку на улице, не желая возвращаться в общий зал, где его донимали пустопорожней болтовней. Он не боялся холодного ветра и промозглого дождя, на «Вятке» другой погоды просто не существовало, хотя изредка, бывало, начинался настоящий снегопад.
Ему вспомнилось лицо профессора Немчурова, который с потаенной тревогой рассказывал ему о странных явлениях на Территории «Вятка». Будто бы местные жители видят там самые разнообразные чудеса, которым нет никакого объяснения. Николай вспомнил плацкартный вагон поезда, уносящий экспедицию в тайное место, о котором еще боялись говорить вслух и называли просто Территорией без упоминания расположения. Выгрузились, двинулись к эпицентру, целую неделю мотались по лесным тропам, брали воду из ручьев, разговаривали с местными, будто приехали за фольклором, – ничего конкретного. Вернулись ни с чем.
– Не верю я, Коля, что здесь ничего нет, – делился своими предположениями перед отъездом профессор Немчуров. – Нутром чую: есть тут что-то, а найти не могу, нащупать не могу, будто рыба ускользает у меня из рук, когда я пытаюсь схватить ее за жабры.
– Я остаюсь. – Николай произнес эти слова, не поднимая глаз на профессора, и потому не заметил, как тот нахмурил брови, с недоумением глядя на своего сотрудника.
– Остаешься? Но у нас больше нет денег на финансирование этой затеи! Ты же знаешь, что институт не будет платить за продолжение изучения Территории.
– Я остаюсь.
Это было последнее,