Но на этом история Аллония еще не заканчивается. Жил был в то же время один тиран по имени Герон, который очень любил поэзию. Он узнал об Аллонии, узнал, что тот больше не будет писать стихов и сказал: «Что за чушь! Он не имеет права бросать писать стихи. Его стихи – достояние народа а, следовательно, и мое личное достояние, потому как народ принадлежит мне». Так сказал Герон и приказал доставить к нему Аллония. И вот уже тот стоит перед тираном: «Ты, Аллоний, как я слышал, решил забросить свои поэтически занятия и этим поступком ты оскорбил свой народ и меня лично. Я знаю, что не след правителю вмешиваться в дела поэтов, но поэты часто ведут себя слишком безрассудно, так что правитель не может не вмешаться. Я считаю, что ты провинился перед народом, а раз так, то ты должен искупить свою вину. А искупить ее ты можешь одним-единственным способом: за месяц ты напишешь мне большую поэму заданного объема, в которой воспоешь славу лично мне и моему народу». Аллоний сказал в ответ: «Вы требуете от поэта невозможного. Я не могу сказать, что и когда я смогу написать. Никогда не мог; стихи рождаются непроизвольно и без всякого плана. И уж конечно, я не смогу писать на заданную тему да еще в жестко-заданные сроки. Чтобы я мог творить, передо мной должно раскинуться целое море тем и должна быть открыта целая вечность времени». Так сказал Аллоний, но Герон лишь сухо бросил: «Или ты сделаешь, что от тебя требуют, или умрешь. Выбирай».
Аллоний понял, что Герон не шутит, а умирать он пока не собирался. И вот он уже сидит взаперти, а в его комнате стоят письменные принадлежности и огромные песочные часы, которые отсчитывают месяц времени. Что делать, Аллоний принялся за поэму. Дело, надо сказать, шло весьма скверно. Он пересиливал себя, и ничего у него не выходило. Ничего не выходило день, ничего не выходило два дня, ничего не вышло и на третий. А на четвертый он бросил эту изначально провальную затею. «Что же, – сказал себе Аллоний, – значит пришло мое время умирать, но я не напишу больше ни строчки». Так он сказал и попытался уснуть, но тут вдруг в его голову пришел грандиозный замысел относительно того, что за поэму он мог бы написать. Она довольно сильно отличалась от того, о чем его просил Герон, но с другой стороны – какая теперь уже разница? В общем, Аллоний взялся за перо и закончил поэму в нужном объеме (даже превысив этот объем) в какие-то две недели. Поэму предоставили Герону. Тот прочитал ее и разозлился, потому как про него там сказано было совсем немного и не так хвалебно, как он рассчитывал. В основном же в поэме говорилось о народе, о его верованиях, о его героях и предателях, о его страданиях и надеждах. Это был настоящий народный эпос, исполненный в самой утонченной и выразительно поэтической форме. И Герон, хотя и был он тираном, но был ведь он и настоящим ценителем поэзии. В общем, когда его ярость улеглась, он оценил поэму, но не ее творца. Он сказал так: «Не желаю больше видеть этого рифмоплета. Пусть идет и делает, что хочет. Будем считать, что свое прощение он