И затянуло нас блюдце, завертело. Потек свет, завихрился цветом, что и не видал в мире никто, зазвенел, затрепетал. И погас. Выплюнуло нас блюдце.
Опять вокруг лес, снег, сумрак вечерний. Дно оврага. И пещера Мормагона передо мной. Никогда я тут не бывала. Сюда муж меня не допускал. Это только его игрушка.
– Осьмуша! Это я, Купина, – кричу, – открывай!
Мужнин слуга хоть не колдун, но ставить-снимать запирающие заклинание обучен.
Темно в пещере, выпускаю световой шар, он плывет впереди, призрачные зеленые блики вязнут в черном камне стен. Тень навстречу. Осьмуша. Трясется весь:
– Долго ты… Он там заперся… Не войти… Я тут… Страшно.
– Уходи. Спасибо, что дождался.
Он зайцем из пещеры. Дробный конский топот – ускакал.
Теперь я одна. Ну в смысле, с котом и домовым. Но все равно одна.
Касаюсь рукой стены, она шершавая и теплая. Будто не камень это – шкура зверя. Вепря? Змея? Все горячей под ладонью. И мелкая дрожь-лихорадка. Запечатана дверь, не войти, не снять заклятий. Да и незачем. Томилы там нет. Разве что тело его. Пустое. Без души.
А душа где? Глянуть бы.
Кот о ногу трется.
– Чего тебе?
– Я провожу. Уснешь и найдешь. Настойки хлебни, глазки закрой, песенку послушай.
А что? Может, сработает.
Пару глотков из горлышка – в голову шибануло. Лечь на пол, сварга на груди, стрелы за спиной, в руки камень перунов да плеть, глаза закрыть. Пой, котик, провожай меня к мужу.
Ходит луна по небу
Тропкою нехожалою
Бродит кручина по миру
Спи дитятко малое
Цветики смяты во поле
Залиты кровью алою
Под окнами Лихо топает
Спи дитятко малое
Беды всегда быстроногие
Счастье порой запоздалое
Утро увидят немногие
Спи дитятко малое
Течет колыбельная, плыву лодочкой. "…Спи, дитятко…" Не спи!
Вскочила. Я по-прежнему в пещере. Дрожат, зудят стены. Сплю или нет? Сейчас взломаю дверь запечатанную и узнаю. Если явь, то за дверью найду два тела пустых, бездушных: одно – Тамилино, второе – отрока какого-нибудь. Не стал муженек ждать милости от богов, решил сам смерть обмануть – выпрыгнуть из своего тела да в новое запрыгнуть, прихватив все, что за жизнь скопил: память, знания и, надеюсь, любовь нашу. Выскочить сумел, а дорогу к новому дому не нашел, заблудился. А если не явь, то там – что угодно.
– Как гром бие и разбие, так и перунов камень в моей руце разбивае, – кричу и каменюгой по двери.
Вспыхнули, осыпались пеплом створки, дунул в лицо ветер, пропитанный звонким запахом снега.
Снег, лес, сумрак. Кряжистый дуб посреди поляны, впятером не обхватишь. Вепрь задом дуб подпирает, роет копытами, от боков, черной щетиной заросших, пар, с кровавых клыков пена хлопьями. На него свора псов напирает, рыжих крупных, волки – не псы. Молча кидаются, виснут на боках. Вепрь их клыками раскидывает, копытами давит. Разлетаются псы, кровью снег заливая. Умирают молча.