Тут из дверей вдруг Леня вышел. И как закричит:
– Тося!
А я ему:
– Не Тося я, сколько говорить. Мне это… надо… я спешу!
И мимо него – шмыг. Прямо по коридору, потом налево. Я от страха сразу дорогу вспомнила. Еле успела!
Потом, уже когда назад шла, их увидела.
– Вы на второй этаж когда подниметесь, – как будто объяснял руками Леня, – там справа сразу пост. Спросите – вам все покажут. Ну, бегите, – он снова махнул – куда-то в сторону – и пошел.
И мы тоже пошли. Наверх.
ПЕТРОВИЧ
Я ее когда увидел через стекло – не поверил. Подумал с чего-то – зря в уборную не зашел. Пална, ишь, продуманная оказалась.
Но если без шуток… Я до последнего не мог свести одно к одному в этой истории. Доча то, доча се. Я думал, это она про кошку так. Ну, про свинку, может. Какая еще может быть доча – в ее-то почтенном возрасте. Максимум кукла. На медсестру с поста всю дорогу косился. Кошка эта у нее, что ли, живет? На работу с ней ходит?
– Вот, – Пална вдруг остановилась и кому-то помахала. И медсестра остановилась:
– Пришли!
Симпатичная дылда. Зато я, по ее мнению, – не очень. Тут бы и дураку стало ясно – по улыбке, которой она меня наградила. Мисс Сострадание нашлась.
– Ну, показывай свою дочу! – я посмотрел через стекло, куда мы там пришли. И не понял.
Я так и сказал – вслух:
– Не понял. Это что?
– Где? – Пална активно изображала непонимание. Я вдруг так разозлился – не передать.
– Ты долго будешь из меня идиота делать? – напустился я на нее. – А ну собирайся, поехали назад.
Она испуганно отступила:
– Как же это – назад? А доча?
– Доча-доча! – передразнил я. – Ты меня уже достала со своей дочей. Голову дуришь.
– Я не дурю, – у нее задрожали губы.
Я кое-как взял себя в руки и выдохнул.
– Ладно, – говорю. – Показывай! Где она?
А она пальцем в стекло – тык. И еще раз – тык. Как будто молотком мне по сырому мозгу – тюк, тюк.
Я стоял как баран. Рядом с этой «баранессой». И мы вдвоем пялились на лохматую девицу за стеклом. Лет шестнадцать, и то от силы. Но уже видно, что красивая. Даже такая.
– Эта, что ли, доча? – как-то уж совсем по-старчески кхекнул я. – Белобрысая?
Она снова сморщилась.
Радуется – быстро определил я. Хотя кто ее поймет. Когда у человека одна эмоция на все случаи жизни.
– Белобрысая?
Она подняла на меня глаза – явно заинтересованная.
– Ну, – пояснил я, – блондинистая.
«Неужели и такого слова не знает? Чума!»
– Не знаю, – она пожала плечами, – Я не видела. Она же еще внутри.
ТАИСИЯ ПАВЛОВНА
Едем обратно. Автобус еле-еле тянется. А я боюсь. Моста этого боюсь. Лучше бы на пароме поехали.
Когда нас в прошлый раз везли – с Лидочкой, – я спала всю дорогу. Потому и не видела, какая она, эта вода. С высоты черная и страшная. А когда на берегу стоишь – синей кажется. Не поймешь какая…
– Ты