Бросив на него уничижительный взгляд, она оперлась на протянутую руку, забралась в гроб и устроилась поудобнее, поправив под головой бархатную подушечку.
– Тут, кажется, крошки, – пожаловалась Миранда, но тяжелая крышка уже захлопнулась.
Звуки, свет, запахи – все исчезло, а вот назойливые мысли все так же лезли в голову.
Увидев, что индивидуальные занятия отменили, она испытала злость, досаду и отчаянное желание увидеть Изергаста снова. После того признания возле сердца Адалхорта он вел себя совершенно спокойно, отстраненно и ни разу не попытался ее соблазнить, будто ему и правда было достаточно того, что она счастлива, пусть и с другим.
Но счастлива ли она?
Миранда погладила кожу, где все еще ощущалось прикосновение Изергаста. Когда она положила руку на его ладонь, он едва ощутимо погладил ее большим пальцем.
Пристальный взгляд, чуть сбившееся дыхание…
В этом легком касании было больше секса чем в самых бесцеремонных приставаниях Джафа.
Миранда повернулась на бок, закрыла глаза, но сбежать от себя не получалось.
В воображении вновь появился Моррен Фергюс Изергаст, и вытравить его оттуда не получалось, хоть ты тресни. Он смотрел на нее, слегка склонив голову, и медленно снимал черные перчатки с белых ладоней.
Изергаст бы не спешил. Он бы знал, чего ей хочется. Он и сейчас это знает.
***
Миранда пошла штурмовать кабинет Изергаста, и я осталась одна. В моем расписании индивидуальных занятий стало гораздо меньше, и не потому, что я так уж научилась управлять своим огнем. Просто Родерик был слишком занят и уехал к Стене. Снова.
Я устроилась на берегу, скрестив ноги, и открыла учебник, который взяла с собой. Вместо Крекина пока что преподавала профессор Венивер, но она и сама путалась в гексаграммах, так что я решила подтянуть теорию. После императорского бала я прониклась к гексаграммам трепетным уважением и полюбила их строгую красоту.
Учебник был старым, и явно прошел не через одну пару рук. Кое-где на полях встречались заметки, сделанные строгим сухим почерком, и пухленькие сердечки – совсем другим. Влажный ветер трепал пожелтевшие страницы, а соленые брызги падали мне на лицо.
Странно, что я, магичка огня, так люблю море. Может, пытаюсь уравновесить свою суть другой стихией? Огонь-анимагия-путники – один треугольник, а воздух-вода-некромантия – другой. Может, и компания Миранды мне нравится потому, что мы дополняем друг друга. Вот в Родерике то же пламя, что и во мне, и иногда мне казалось, что я растворяюсь в нем полностью. Особенно в самые интимные моменты.
Я склонилась над гексаграммой воинской удачи, пытаясь сосредоточиться. Огонь, анимагия, смерть – луч некромантии штриховался от себя.
Интересно, что звезда всегда рисуется целиком. Потом какие-то лучи усиливаются, но все же… Было что-то цепляющее в этой мысли, что-то такое, над чем стоило бы подумать, но меня отвлек всплеск воды, и я подалась вперед, заметив дельфинов, подплывших