Когда все приглашенные, кроме матери Оливии, были на месте, Прим велел закрыть двери. Зловещая тишина воцарилась в небольшом зале. Кастыри, капитаны, гости – никто не решался первым сказать что-либо. Правители восседали неподвижно и молча, как никогда походя на свои изваяния. Лишь дети устроили возню на полюбившемся им диванчике, деля места. Взрослые молча наблюдали за их перебранкой, пока Мирра не решила, что пора зубами отстоять свое место и не укусила Эйба так, что он взвыл достаточно громко, чтобы можно было на них шикнуть за нарушение приличий. Но шикать на своевольных нарушителей тишины не стал никто – детская непосредственность разрядила обстановку и можно было думать, а не сидеть в ступоре с единственной мыслью, пульсирующей: «Все кончено, все пропало, все кончено, все пропало…». Когда Эйб завопил, присутствующие окончательно встряхнулись, вспомнив, что пережили дети и как они смогли спастись – сами, без посторонней помощи. Дети Мира заслуживали хотя бы того, чтобы за их будущее боролись.
Прим вкратце сообщил собранию о печальных новостях, принесенных гонцом. Кастыри хотели заслушать рыцаря с более пространным докладом для того, чтобы оценить масштабы ущерба, но прибывший до сих пор был без сознания, и вопросы пришлось отложить. Совет согласился с назначением новых Маршалла и Магистра – без обсуждения членами Совета каст, положившись лишь на мнение почтенного негоцианта Януара Голдмана. Отныне главой весовщиков становился Димир де Балиа, из Ведска; Магистром – отец Юлиан Благовест, из славного города Юстиги, что на противоположном от Блангорры берегу Великого Брона. Они уже прибыли и прибыли первыми. Остальным претендентам отправлены срочные депеши с вежливыми объяснениями случившегося. В зале становилось все холоднее, несмотря на разожженный камин, в котором вновь полыхало целое бревно. Принесли свежезаваренное кафэо, детям – сладкое молоко и печенье. Обсуждение дальнейших действий никак не могло начаться – никто не знал, что предложить. Решили дождаться прибытия матери Оливии. Напитки выпиты, кастыри вполголоса обсуждали какие-то свои ежедневные проблемы. Дети, пригревшись и перекусив, задремали. Астрономы молчали, думая каждый о своем. Примы сидели, словно изваяния – никогда не скажешь, что они могут двигаться, разговаривать, или испытываться хоть какие-то чувства. За дверями послышался шум, они широко распахнулись и в проеме показались развевающиеся серые одежды – мать-повитуха вбежала, на ходу извиняясь за опоздание. Споткнулась о ковер, и из ее рук выпало два листа с какими-то схемами:
– Ваши Пресветлые величества,