– Здравствуй, дорогая Лентина! Вот уж никогда не думал, что благовоспитанную дочь племени астрономов можно встретить на дереве! Вот уж да! Не оправдывайся, молчи – я сам тебе все скажу. Хороша же, так хороша, что я начинаю терять голову, – с этими словами он взял себя за торчащий клок спутанных волос и поднял голову вверх, продолжая говорить. Поднял так, что голова оказалась отдельно от шеи, потом нахлобучил ее обратно, как надоевшую шляпу:
– Поверь, я женщин насмотрелся всяких, но ты… Уже сейчас в тебе я вижу благородство и красоту, которая может затмить собой светила – дневные и ночные, бесстрашие и рассудительность – все черты, присущие кровникам, собраны в тебе в изящном равновесии. Ты никак не прореагировала на мою выходку с головой, а я так надеялся тебя рассмешить… Подари мне лишь только взгляд, а потом я осмелюсь молить тебя о поцелуе – девочки твоего возраста уже грезят о поцелуях с прекрасными незнакомцами, не так ли? А приходит ли тебе во снах вожделение, когда хочется прижаться к тому, кто мил? Ворочаешься ли ты с боку на бок в ночь полных лун, которые заливают твою кровать своим беспокойным светом? Посыпалась ли ты, задыхаясь, словно бежала куда-то всю ночь, с кожей, покрытой мельчайшими капельками пота? О, Лентина! Будь моей возлюбленной, и я смогу заставить забыть твои горькие воспоминания, которые будут у тебя потом, ты никогда больше не будешь страдать…
Пришелец очаровывал низким, таким мужественным голосом, иногда срывающимся на хрип, мерцающей в полумраке белозубой улыбкой, нежными прикосновениями. Никто и никогда не осмеливался говорить так с ней – как с взрослой дамой, с женщинами астрономов так могли разговаривать только их кровники. А ее пока считали слишком маленькой для сердечных бесед, хотя сердце уже горело предчувствием нежности. Незнакомец продолжал ворковать, взяв девочку за руки. День померк, вокруг благоухала роскошнейшая ночь – воды озера переливались в свете лун, над ними витал легкий туман, отражения звезд в воде дробились от легкой зыби. Перекликались ночные птицы, им вторили насекомые, которым не спалось, тихо шелестела листва. В сгущавшейся темноте глаза незнакомца начали светиться собственным огнем – они были похожи на глаза астрономов при свете – пылающие, яркие, только почему-то светились. Это напугало и заставило Лентину очнуться, она спрятала руки за спину, ухватившись за ветку, на которой сидела. Мужчина покачнулся от неожиданности, едва не свалившись вниз:
– Что случилось, звезда моя? Почему ты стала вдруг так холодна, ответь мне?
Наваждение пропало, голос